Первое письмо было написано 1 июля 1690 года. Всего сохранилось 282 письма, 209 от Кёнигсмарка, 73 – от Софии-Доротеи. Ганноверский историк Шнат предполагает, что всего писем должно быть около 660, 340 вышли из-под пера Филиппа–Кристофа, 320 – принцессы, и явно часть их, наиболее компрометировавшая жену кронпринца, была впоследствии уничтожена. Влюбленные переписывались на французском языке и, помимо ежедневных новостей, изливали в них свои чувства. Окружавшие их лица скрывались под кличками, о которых договорились адресаты: например, герцог Цельский именовался Ворчуном, его жена – Педагогом, графиня Платен – Толстухой. Сам Кёнигсмарк называл себя Тирсисом, повелителем бурь, свою сестру (странно, но недалеко от истины!) Авантюристкой или Султаншей. Граф писал:
«Что есть любовное послание, как не письменное свидетельство страдания, доказательство прохождения крестного пути шаг за шагом, со всеми его ступенями ревности, подозрений и страхов двух существ, которых разлука сводит с ума… Я никогда не перестану любить вас, и вы составите все несчастье моей жизни, точно так же, как вы составляете все ее счастье. Если судьба обойдется со мной настолько жестоко, что лишит меня ноги или руки, не забудьте меня и сохраните немного доброты к несчастному, чье единственное наслаждение состояло в том, чтобы любить вас».
В подобном же духе отвечала София-Доротея:
«Вы околдовали меня, я суть самая влюбленная изо всех женщин. Я денно и нощно призываю вас к себе… Я привязана к вам узами слишком крепкими и слишком прекрасными, чтобы смочь когда-либо разорвать их, и все мгновения моей жизни заполнены моей любовью к вам, невзирая на все то, что желает противодействовать сему. … более смерти и несчастья боюсь я, что вы можете оставить меня. Если вы сотворите сие, для меня более не будет счастья».
Во время одной из своих служебных отлучек в Гамбург Филипп отправляет такое письмо:
«У меня в комнате содержится медведь, которого я кормлю из своих рук с той целью, чтобы, ежели вы поколеблете мою веру в вас, я подставил бы ему свою грудь, дабы он вырвал мне сердце. Я даю ему выучку на баранах и телятах, и он недурно овладевает сим ремеслом. Если когда-нибудь у меня будет в сем потребность, мне не придется долго страдать».
В ответ на это принцесса уверяет возлюбленного:
«Никогда ни одного мужчину не любили так истинно и нежно, как вас».
Одно из последних писем Филиппа-Кристофа как будто проникнуто предчувствием грядущей беды:
«Вы говорите мне, что рождены, чтобы любить меня. Я ощущаю, что рожден для того, чтобы умереть от этой любви. Моя судьба – это удел мотылька, который сгорает на пламени свечи. Я не смогу избежать своей участи».
На основе анализа сохранившейся переписки, подлинность которой оспаривалась, но теперь доказана, примерно в 1692 году любовники вступили в сексуальную связь, которую София-Доротея при жизни всегда отрицала. Тайным свиданиям содействовала фрейлина и подруга Софии-Доротеи, беззаветно преданная ей фрейлейн Элеонора фон Кнезебек (1655–1717), ей же для маскировки Филипп-Кристоф адресовал свои письма. Подобно любой старой деве, она была в восторге от того, что могла покровительствовать такому прекрасному тайному роману. Как и было принято в те далекие времена, любовники обменялись медальонами с миниатюрными портретами. Похоже, Софии-Доротее нравилась подобная жизнь, балансировавшая на грани огромного риска, но она по-детски считала себя неуязвимой. Будучи вынужденной слечь в постель из-за очередного нервного срыва, молодая женщина написала своему возлюбленному:
«Однако моя болезнь проистекает из-за того, что я люблю тебя и не желаю излечиться от сего».
Непосредственный начальник Филиппа-Кристофа, маршал Подевильс, сослуживцы-офицеры и сестра Аврора по-дружески предупреждали его о возможных роковых последствиях этого романа. В таком узком мирке, как ганноверский двор, скрыть подобную вещь было невозможно, и история постепенно выплыла на свет Божий. Масла в огонь подлила графиня фон Платен: поскольку граф постепенно прекратил свидания с ней, она возлелеяла замысел выдать за Кёнигсмарка свою дочь Софию-Шарлотту (как известно, рожденную ею от курфюрста Эрнста-Августа), но Филипп-Кристоф вежливо отказался от этой чести. К тому же придворные подхалимы донесли ей, что граф, сильно подвыпив, во время пирушек в мужском обществе нелестно отзывался об ее увядших прелестях. Естественно, графиня фон Платен стала нашептывать своему давнему покровителю, что невестка позорит его имя, и за Софией-Доротеей была установлена слежка.
Родители кронпринца Георга-Людвига потребовали, чтобы невестка прекратила эту связь, и объявили сестру и брата Кёнигсмарков нежелательными особами при дворе. Курфюрст поставил графу в вину то, что офицер как-то без разрешения покинул полк. Его сестра Аврора была вынуждена уехать домой, в Штаде. София-Доротея попыталась искать защиты у своих родителей, но те равным образом настаивали, чтобы дочь и не помышляла о разводе. Герцогству Брауншвейг-Люнебург, в особенности его цельской части, постоянно угрожали вторжением датчане и шведы, а курфюрст Эрнст-Август нес на себе основной груз военной защиты владений, так что ссориться с ним родной брат не мог. Когда в июне 1694 года муж в очередной раз избил ее, София-Доротея уехала в Целле, но, отлежавшись в отчем доме, была вынуждена возвратиться в Ганновер. Там она предпочла поселиться во дворце Ляйнешлос, хотя свекор со свекровью ожидали ее в летнем поместье Херренхаузен. Положение любовников становилось все более отчаянным, и они начали помышлять о побеге. Как всегда, все упиралось в отсутствие финансовых средств. Граф отправился в Дрезден, к своему другу, курфюрсту Августу Сильному, за которым числился карточный долг в 30 000 талеров. Только что взошедший на престол и сильно потратившийся на коронационные торжества Август тоже оказался не при деньгах, но предложил своему другу командование полком, и Филипп-Кристоф дал согласие. По возвращении в Ганновер он продал свой дом и приказал секретарю Михелю Хильдебранду подготовить переезд.
Свекор и свекровь Софии-Доротеи пребывали в своем поместье Херренхаузен, муж принцессы гостил у сестры Шарлотты, королевы Пруссии, в Берлине. 1 июля 1694 года граф фон Кёнигсмарк около 10 часов вечера покинул свой дом и бесследно исчез.
Что произошло в ту ночь? Точно этого не знает никто, но все предположения основаны на ходивших тогда смутных слухах. Он, безусловно, направился в Ляйнешлос – по одной версии, на условленное свидание с Софией-Доротеей, пробравшись в ее покои по потайной лестнице, которая вела из Кавалерского зала; по другой – ему направила от имени возлюбленной поддельное письмо с просьбой явиться во дворец графиня фон Платен; по третьей – любовники собирались бежать либо в княжество Вольфенбюттель, либо в Саксонию, но София-Доротея попросила отсрочку на сутки, чтобы проститься с детьми. Датский посол в соседнем княжестве Вольфенбюттель писал, что в Кавалерском зале на графа набросились четыре человека и закололи его кинжалами. Упоминали даже их имена: старший камер-юнкер Вилкен Кленке, придворный Филипп-Адам фон Эльтц, камер-юнкер Ганс-Кристоф фон Штубенфоль и итальянский священник по имени Николо Монтальбан. Называли совершенно умопомрачительную сумму в 150 000 талеров, выплаченную убийцам (стоит отметить, что Монтальбан получал годовое жалованье в 200 талеров, тогда как жалованье министра княжества составляло 1 500 талеров). Кое-кто добавлял даже такие ужасающие подробности, что при убийстве присутствовала графиня фон Платен, жаждавшая в полной мере насладиться местью неверному любовнику и для полного торжества раздавившая каблуком своей туфельки рот умиравшего Филиппа-Кристофа.
