Во время Северной войны в Курляндию вошли русские войска; дядя несовершеннолетнего правителя Фридриха-Вильгельма, Фердинанд, бежал в Данциг, опасаясь, что местные дворяне сместят его. Петр Первый, на волне успеха Полтавского сражения, выторговал себе право усилить присутствие России в Прибалтике и в 1710 году женил герцога-подростка на своей племяннице Анне Иоанновне (1693–1740), дочери его брата по отцу и соправителя Ивана Алексеевича. К сожалению, здоровье новобрачного оказалось подорвано чрезмерными возлияниями на свадебных торжествах, продолжавшихся два месяца, и он скончался на первой же почтовой станции, когда выехал в январе 1711 года из Санкт-Петербурга на родину. В конце концов было принято решение, что Анна Иоанновна отправится в Курляндию одна, причем на курляндское дворянство было возложено обязательство содержать вдову в дополнение к доходам с отошедшего в ее владение личного герцогского поместья. В помощь же слабой женщине отрядили обер-гофмейстера П.М. Бестужева-Рюмина. Приехав в столицу Курляндии, Митаву (ныне Елгава), вдовая герцогиня обнаружила свой дворец разграбленным, а поместье в таком жалком состоянии, что доходов от него едва хватало на пропитание, дворяне же оказывали ей кое-какое вспомоществование лишь с большим скрипом. К тому же Бестужев, забрав всю власть в свои руки, заставил Анну Иоанновну сожительствовать с ним, что совершенно не мешало ему брюхатить заодно и ее фрейлин. Так что жилось Анне Ивановне несладко, по поводу чего она постоянно писала слезные письма в Санкт-Петербург жене Петра Екатерине, которая, в отличие от великого дяди, относилась к ней с чисто женским сочувствием и пониманием.
Мориц загорелся идеей стать герцогом Курляндским и в мае 1726 года отправился в направлении Митавы. В дороге его нагнал курьер отца: Август, по зрелом размышлении, понял, какие осложнения повлечет за собой эта затея, и приказал сыну отказаться от своих притязаний и повернуть обратно. Мориц и ухом не повел.
Хотя Анна Иоанновна не имела права управлять самостоятельно, она обладала правом передавать власть и титул. По закону, герцога избирало собрание курляндских дворян – ландтаг. Похоже, Мориц произвел на это, в высшей степени провинциальное, общество сильное впечатление, ибо 18 июня 1726 года оно лишило всех прав прозябавшего в Данциге Фердинанда и избрало Германа-Морица, графа Саксонского, своим герцогом. С одной стороны, у местных дворян содействовала подъему патриотического духа его репутация бравого вояки, который не допустит унизительного пребывания герцогства в положении вассала, коим столь бесцеремонно помыкают могущественные соседи. С другой стороны, Мориц, нахватавшийся в Париже новых, набиравших силу просветительских идей о развитии общества, посулил им более прогрессивное управление с упором на развитие торговли и ремесел, строительство школ, причем все это должно было осуществляться за счет экономии на образе жизни герцогского двора. Он без обиняков, по-солдатски, заявил:
– Я собираюсь жить совсем просто и не буду предаваться роскоши. У меня всегда вызывало отвращение расточительство маленьких дворов, мне представлялось чрезвычайно смехотворным сие дурацкое величие, каковое вызывает насмешки подобных им и презрение крупных. – Это чрезвычайно понравилось курляндскому дворянству, которого герцог, отец покойного супруга Анны Иоанновны, привел на грань разорения своими потугами ослепить сей замшелый угол Европы блеском своего двора.
Для закрепления достигнутой победы Мориц сделал предложение вдовствующей герцогине. Она также подпала под обаяние этого напористого авантюриста, сулившего обеспечить ей опору и защиту, в коих она отчаянно нуждалась. Герцогиня опрометчиво дала свое предварительное согласие, будучи уверенной в том, что правившая в то время императрица Екатерина I (Петр I скончался в 1725 году), которая была полностью в курсе всех ее вдовьих бед, без промедления даст свое согласие. Тучная, неопрятная и провинциальная Анна произвела на Морица не самое благоприятное впечатление, но его успокоило то, что ему не придется доказывать свое преимущество еще и в постели – на ложе герцогини уже утвердил свое безраздельное право мелкопоместный курляндский дворянин Эрнст Бирон.
Стремительный успех Морица в Курляндии переполошил как Пруссию, так и Россию. Ясно было, что избрание сына польского короля приведет к усилению Польши. К тому же в России нашелся еще один претендент на курляндскую корону – светлейший князь Меншиков, великий любитель коллекционировать европейские ордена и титулы. Герцогский титул в России еще никто не носил, и Алексей Данилович весьма самонадеянно заявил на заседании Верховного тайного совета, что стоит ему лично появиться в Митаве, как он будет немедленно избран. Для подтверждения резонности своих доводов он не мешкая двинулся в путь, и бедная Анна Иоанновна вообразила, что светлейший едет сюда, дабы поддержать ее. Однако по приезде Меншиков разбил все ее надежды, и Анна Иоанновна, понимавшая, что при воцарении в Курляндии Меншикова она вообще останется у разбитого корыта, поехала в Петербург искать защиты у императрицы Екатерины. Как известно, та числилась правительницей чисто номинально, а потому Анна Иоанновна была вынуждена вернуться в Митаву не солоно хлебавши.
Тем временем Меншиков потребовал от ландтага Курляндии утвердить свою кандидатуру, но дворяне отказались созывать собрание и в самой вежливой форме постарались довести до светлейшего, что тот не имеет никакого права отдавать им приказы. Однако же Меншиков, не привыкший терпеть афронт, решил, что курляндцы просто пытаются прикрыть таким образом согласие на избрание и приличия ради набивают себе цену. Для пущей острастки он пригрозил ввести в Курляндию российские войска. Князь также встретился и с Морицем, который принялся уверять светлейшего, что готов уступить ему, как более достойному кандидату, и даже может замолвить за него словечко перед отцом, польским королем.
Воодушевленный Меншиков вернулся в Ригу, но, к своему великому удивлению, обнаружил, что ни курляндские дворяне, ни Мориц выполнять свои обещания не собираются. Движимые мелочной местью весьма неблагородного свойства, дворяне урезали то скудное содержание, которое Анна Иоанновна получала от них. Более того, уже состоявшееся решение собрания подлежало утверждению польско-литовского сейма. Польский сейм же принял решение включить Курляндию в состав Речи Посполитой, а король Август направил сыну грозное письмо, повелевая ему покинуть Курляндию, в противном случае он вернет его с помощью оружия. Август Сильный также попытался оказать давление на ландтаг Курляндии, чтобы тот аннулировал избрание его сына и отозвал грамоту, подтверждавшую его герцогский титул. Но за Морицем уже охотились отряды из сопровождения Меншикова.
Такая ситуация всесторонней осады вынудила Морица заняться укреплением своих резервов, на которое требовались немалые деньги. Находясь в Курляндии, он не прерывал переписки с Адриенной, осыпая ее письмами с уверениями в нежной страсти, хотя вовсю развлекался с фрейлинами Анны Иоанновны и женами местных дворян. Он обратился за помощью к матери, к друзьям, к Адриенне. Неведомо доподлинно, на сколько раскошелились друзья – как известно, дворянство тех времен было в долгу, как в шелку, – но документально подтверждено, что знаменитая актриса продала свой выезд, столовое серебро и все украшения (как обычно, в случаях срочной нужды в деньгах за них дали намного меньше их истинной стоимости). Для нее это было огромной жертвой, ибо она даже на сцене носила только подлинные драгоценности, сохранилась их полная опись: «Браслет с десятью бриллиантами, восемью изумрудами, одним топазом; другой браслет с семнадцатью бриллиантами; пара серег-жирандолей из настоящего жемчуга; колье из пятнадцати перламутровых раковин, украшенное двадцатью восемью бриллиантами, и т.д. и т.п.». Вырученные сорок тысяч ливров она немедленно отправила Морицу. Не осталась в стороне и его мать, графиня Аврора, также продавшая свои драгоценности.