Хотя первоначально датское придворное общество дружелюбно отнеслось к появлению юной английской невесты в Копенгагене, теперь сотни глаз ревностно следили за каждым ее шагом и с готовностью осуждали каждую оплошность. По мнению датской знати, молодая королева была слишком живой и увлекающейся, она с чрезмерной страстью отдавалась танцам, с излишним жаром аплодировала на спектаклях, слишком много времени уделяла катанию на санях по заснеженному Копенгагену. К тому же, время шло, но никакого известия о беременности королевы не поступало. То, что Каролине-Матильде было всего пятнадцать лет, а Кристиану – восемнадцать, никого не смущало. У всех перед глазами был более чем красноречивый пример служения отечеству французского короля Людовика ХV: в возрасте двадцати лет тот уже был отцом пятерых детей. Правда, его жена, дочь потерявшего трон Польши короля Станислава Лещинского, была на семь лет старше венценосного супруга, но подобные детали для широкой публики никакой роли не играли. Точно так же, как и горестный итог, который подвела своей жизни эта бесцветная королева: «Вечные принуждения к утехам в постели, вечно брюхата, вечные роды». Пока Мария не отлучила мужа от своего ложа, она произвела на свет десять детей, в числе которых восемь дочерей.
София-Магдалена донимала Каролину-Матильду своими желаниями как можно скорее увидеть правнука. Мать в каждом письме осведомлялась, не ощущает ли она признаков беременности. Окружающие прожужжали ей все уши о необходимости обеспечить Данию наследником. За Кристиана, который демонстративно отказывался посещать спальню жены, взялись даже его фавориты, Конрад Хольк и Эневольд фон Брандт. Эти сиятельные собутыльники короля никак не хотели терять свое положение любимчиков и опасались, что слабый здоровьем монарх, да еще не обзаведшийся наследником, станет ненадежным покровителем. У них перед глазами мельтешил сын вдовствующей королевы Юлианы Фредерик, который, невзирая на свое физическое убожество, набирался ума и знаний, а его интриганка-мамаша была готова на что угодно, лишь бы посадить его на трон. К тому же увлечение Кристиана хождением по проституткам перешло уже все мыслимые пределы.
В начале 1767 года молодой король обзавелся более или менее постоянной любовницей, одной из самых скандальных личностей Копенгагена. Официально она носила имя Анна-Катрина Бентхаген (1745–1805), но более была известна в определенных кругах как Стёвлет-Катрин (нечто вроде «Катрин-башмачница»). Почему к ней прилипло столь странное прозвище? Кто-то из современников утверждал, что у нее были красивые ноги, а кто-то весьма прозаично объяснял тем, что матерью девицы была некая весьма пригожая лицом Анна-Мария Шрёдер, промышлявшая ремеслом башмачницы.
Девочка родилась от связи упомянутой Анны-Марии с князем Георгом-Людвигом Брунсвик-Бефернским, скончавшимся то ли от оспы, то ли от чахотки в возрасте всего 26 лет. Однако, невзирая на молодость, он проявил дальновидную заботу о своем чаде. Выступив в роли крестного отца, князь назначил девочке некоторую сумму на содержание и определил в качестве приемной дочери в семью офицера своей лейб-гвардии. Мать же выдали замуж за солдата Иоганна-Эрста Бентхагена, чью фамилию и получила новорожденная.
После смерти князя оставленные им средства быстро иссякли, и в 1753 году девочку вернули к матери, вновь из-за нужды принявшейся за свое старое ремесло башмачницы. Внешность повзрослевшей Катрин оказалась весьма оригинальной для датчанки: высокая, с прекрасной фигурой, возбуждавшей у мужчин самые греховные помыслы, рыжими волосами, смуглой кожей и черными глазами. Откуда взялись эти явно южные черты у жительницы побережья Северного моря? Говорят, она унаследовала их от матери, во внешности которой явно присутствовали признаки предков-африканцев. В восемнадцатом веке в этом не было ничего удивительного, уж не говоря о том, что Копенгаген был портовым городом и датские купцы, правда без особого успеха, делали попытки набить свою мошну за счет торговли рабами из Африки (монополией на нее владели их английские и голландские собратья). Помимо этого, среди великосветских европейских дам царило поветрие на содержание малолетних темнокожих пажей, чья внешность лишь подчеркивала белизну кожи хозяйки. Дамы всеми силами старались задержать рост этих живых игрушек, заставляли их спать в ящиках комодов, скудно кормили, но игрушки, в конце концов, вырастали во весьма неприглядных верзил, и тогда их просто вышвыривали на улицу. Что происходило далее с таким человеком, привыкшим к совершенно другому образу жизни и зачастую даже толком не овладевшим местным языком и не умевшим ничего делать, никого не интересовало. Так что, вполне вероятно, в жилах Катрин-башмачницы текла кровь именно такого домашнего слуги.
Катрин рано вступила на путь порока. Она явно не желала гнуть спину за гроши, корпя от зари до зари за сапожной лапкой, подобно матери, и решила эксплуатировать свои природные данные, недурной голос и хорошую фигуру, поступив танцовщицей и актрисой в столичный театр. Смуглокожая красотка официально числилась служительницей Мельпомены весьма длительное время, но на самом деле девушке со столь незаурядной внешностью не пришлось долго прозябать на подмостках в ожидании успеха. Ее тут же взял на полное содержание посол Великобритании, вследствие чего с легкой руки завистливых подружек за ней закрепилось прозвище «Миледи». После того, как дипломата отозвали в родное отечество, Катрин без особого труда нашла себе покровителя в лице австрийского посла. Она была неглупа, остроумна и очень напориста: если хочешь пробиться на этом свете, надлежит действовать энергично.
Катрин крепко забрала в руки слабовольного Кристиана, и тот буквально не отходил от нее. Она появлялась с ним на маскарадах в придворном театре, сопровождала в походах по борделям и даже играла с ним в карты во дворце, зачастую одетая в мужской костюм. По-видимому, Кристиан по уши влюбился в нее и называл это недостойное создание «хозяйкой вселенной». Такое поведение монарха выглядело уж слишком скандально, и обеспокоенная знать принялась ломать голову над тем, как бы отвлечь короля от этой в высшей степени недостойной особы.
Поскольку образцом для подражания всей знати Европы всегда оставался блестящий французский двор, некоторые придворные умы решили, что недурно бы и в Дании королю перенять обычай обзаводиться официальной любовницей. Во Франции эта особа получала покои во всех королевских дворцах, право въезжать в карете в резиденцию короля, место подле короля в церкви (такой чести удостаивались только члены монаршей семьи и представители наиболее родовитой знати), содержание по собственному цивильному листу, причем ей негласно вменялось в обязанность покровительствовать искусствам (если сия особа была поумнее, то и наукам). У европейских дворян еще не стерлось из памяти почти двадцатилетнее царствование прекрасной маркизы де Помпадур, мертвой хваткой забравшей в свои изящные ручки как бесхарактерного короля Людовика ХV, так и все управление внешней и внутренней политикой Франции. Подобную же женщину надлежало бы найти и для Кристиана, причем совершенно не требовалось, чтобы она совала свой нос в государственные дела. Ими занималась бы сделавшая ее официальной любовницей клика.
Таков был нехитрый замысел Клода-Луи, графа де Сен-Жермен (1707–1778), французского маршала, повоевавшего под знаменами чуть ли не всех королевств Европы и приглашенного в Данию на предмет реорганизации армии. Ему удалось сплотить вокруг себя группу единомышленников, которые с жаром принялись за проведение этой идеи в жизнь. Было замечено, что король проявляет внимание к придворной даме Биргитте-Софи Габель (1746–1769) и даже делает неуклюжие попытки соблазнить ее. Эта молодая женщина вызывала всеобщее восхищение своими красотой, умом и образованностью. Один из современников утверждал, что ее образованность и познания ничуть не меньше, чем у большинства мужчин. В возрасте шестнадцати лет Биргитта-Софи, дочь барона Розенкранца, вышла замуж за придворного Карла Габеля и в 1764 году была удостоена «Ордена совершенного союза». Заговорщики попытались вовлечь Биргитту-Софи в свой комплот, но та и слушать их не стала: она находила короля отталкивающим и к тому же переживала увлекательный роман с его двоюродным братом, принцем Карлом Гессен-Кассельским.
