Доктор Штруэнзее родился в 1737 году в семье немецкого пастора недворянского происхождения, что не помешало тому со временем занять высокую церковную должность в герцогстве Шлезвиг-Голштейн. Мать Йоганна, Мария-Доротея, была дочерью Йохана-Самуэля Карла, врача, дослужившегося до звания лейб-медика датского короля Кристиана VI и его супруги Софии-Магдалены, каковые обязанности он исполнял в период с 1732 по 1742 год. Доктор также принял участие в 1740 году в реформе государственного здравоохранения королевства и создании Медицинской коллегии, которая по сей день является высшим институтом этой системы. Но за склонность к атеизму и неприкрытую критику властей его в 1742 году выслали из Дании, обеспечив, однако, вполне сносной пенсией. Дед довольно долго прожил в семье дочери, возможно, именно под его влиянием в возрасте 15 лет Йоганн поступил на медицинский факультет одного из лучших немецких университетов в городе Галле.
В детстве мальчика воспитывали в традициях богобоязненности и аскетизма, но все-таки родителям не удалось укоренить в нем эти начала. Когда ему исполнилось всего 20 лет, Йоганн успешно завершил учебу в университете. Свою диссертацию под названием «О вреде здоровью из-за неверных движений тела» он посвятил деду. Уже в этой ранней работе Штруэнзее изложил свои взгляды на весьма популярное в кругах сторонников Просвещения учение, что природа сама стремится к излечению, отсюда задачей медика является поддержка этой тенденции в виде закаливания и пребывания на свежем воздухе. По совету отца Йоганн отправился в Берлин, для непродолжительного ознакомления с постановкой лечебного дела в госпитале «Шарите», одном из старейших лечебных заведений Германии, основанном прусским королем Фридрихом еще в 1710 году. Далее он переехал в Гёттинген, другой известный университетский город, где обучался родовспоможению у тогдашнего авторитета в этой области Йоганна-Георга Рёдерера. В 1758 году Штруэнзее поселился в Альтоне, где уже жили его родители, и получил должность городского врача для бедных. Он успешно боролся с распространением чахотки путем улучшения гигиены – например, обеспечением каждого сироты отдельной кроваткой – и внедрил прививку от оспы, истинного бича того времени, после заболевания которой выживали немногие. Вместо обычного лечения кровопусканием и сильным пропотеванием молодой лекарь рекомендовал обеспечение поступления свежего воздуха в комнату больного и уничтожение постельного белья и одежды умершего. Опыт работы с такими мерами гигиены и вскрытиями умерших привел его к выводу о возникновении заболеваний путем заражения. Новые методы и подходы Штруэнзее натолкнулись на противодействие многих его коллег.
Вознаграждение за работу с пациентами-бедняками оказалось недостаточным для поддержания даже скромного существования, работы было невпроворот, и времени на зарабатывание денег частной практикой не оставалось. Штруэнзее подал прошение датскому министру графу фон Берншторфу о повышении ему жалованья с тем, чтобы обеспечить ему возможность вместо скудного заработка медицинской практикой читать лекции своим необразованным коллегам и повитухам. Прошение было отклонено, но Штруэнзее получил назначение на должность земельного врача графства Рантцау, где его пациентами стали местные богачи и дворяне. Он довольно быстро заработал репутацию хорошего врача, а его незаурядный ум и элегантные манеры позволили ему быть принятым в кругах местной аристократии. В университете Йоганн набрался модных идей Просвещения, исходивших из безграничной веры в человеческий разум и перестройку общества на рациональных основаниях, и теперь сочинял трактаты на эти темы, которые печатались в журнале «Для пользы и удовольствия». Он указывал на связь между недостаточным образованием, отсутствием гигиены, заболеваемостью в бедняцкой среде и призывал к проведению реформ. Штруэнзее считал, что государство обязано заботиться о здоровье и просвещении своего населения, ибо «увеличение населения есть одна из благороднейших задач, которую проводят государственные деятели». Эта забота, по его мнению, должна распространяться на одиноких матерей и душевнобольных, которых, как правило, общество отталкивало. Надо сказать, что кое-какие его труды не были допущены к печати из-за противодействия цензуры.
Невзирая на такую занятость, у Штруэнзее хватало времени не только на занятия медициной и литературой, но также и на светские развлечения: охоту, карточную игру и оказание повышенного внимания особам дамского пола. Он обладал каким-то особым обаянием, которое делало его неотразимым для женщин. Это чрезвычайно не нравилось его отцу, который регулярно докучал Йоганну своими увещеваниями, но тот не обращал на них никакого внимания. Он использовал всегда одну и ту же отговорку:
– Работа врача тяжела, меня каждодневно окружают страдания, болезни, стенания и кровь. Полагаю, я имею право давать себе отдохновение, чтобы быть на другой день готовым вновь погрузиться в пучину мучений и бед людей, страждущих моей помощи.
В конце концов выведенный из себя пастор, уверенный в том, что распутного сына на том свете ожидает геенна огненная, публично отрекся от него. Этот акт отчаявшегося родителя не произвел ни малейшего впечатления на Йоганна, ставшего к тому времени модным доктором, у которого отбоя не было от пациентов. В ту пору он особенно сблизился с фон Брандтом и фон Рантцау, и те порекомендовали его королю Кристиану VII.
6 мая 1768 года Кристиан вместе со своей обширной свитой отправился в поездку по западным немецким государствам, Нидерландам, Англии и Франции. Для финансирования этого затратного мероприятия в королевстве был введен дополнительный налог. В Шлезвиг-Голштейне он провел несколько дней в замке Аренсбург, который купил у обедневшей семьи графов фон Рантцау немецкий купец Хайнрих-Карл фон Шиммельман (1724– 1782), личность сама по себе весьма неординарная. Сколотив некоторое состояние во время Семилетней войны на поставках зерна прусской армии и удачной продаже содержимого складов знаменитого саксонского фарфора, захваченных пруссаками, он переключился на торговлю в Германии и Дании. Негоциант быстро сказочно разбогател, не брезгуя никаким товаром, включая африканских рабов. Фон Шиммельман обзавелся несколькими плантациями по выращиванию хлопка и сахарного тростника на американских Виргинских островах, доставлял сырье в Данию, где оно перерабатывалось на местных мануфактурах, а затем хлопчатобумажные ткани, оружие и алкоголь вывозились в Африку и там обменивались на рабов, отправляемых в Новый Свет. Купец имел свой частный флот из 14 судов и считался самым крупным датским работорговцем и рабовладельцем. Кристиан VII назначил его своим казначеем, а впоследствии осыпал высшими наградами королевства и пожаловал графский титул. Шиммельман далее принимал активное участие в финансовой жизни Дании, его сын Хайнрих-Эрнст позднее стал министром финансов королевства. После Шлезвиг-Гольштейна Кристиан отправился в вояж по европейским столицам под именем графа Травентальского (по названию одного из своих королевских дворцов), т.е. это освобождало принимающих гостя монархов от обязанностей оказывать ему все почести, связанные с официальным визитом.
В Лондоне датский зять произвел на свою родню весьма странное впечатление, но, тем не менее, ему были оказаны все почести, полагавшиеся свояку короля: в Оксфордском и Кембриджском университетах ему присвоили почетную научную степень доктора права, причем щедрость кембриджских академиков по неизвестной причине простерлась до того, что почетной степени по медицине был удостоен и его доктор Штруэнзее. Короля Дании с почетом встречали в Лидсе, Манчестере и Йорке, толпы народа стекались приветствовать его, и праздные зеваки не прогадали: Кристиан столь щедро разбрасывал им золотые монеты, как будто то были медяки. Надо сказать, что большую часть расходов по поездке оплатил все тот же купец Шиммельман. Во время поездки по этим городам Штруэнзее обратил внимание на те беды, которые влек за собой рост промышленности в королевстве: переселение крестьян в города, образование трущоб, распространение в них болезней, алкоголизма и сифилиса. Во Франции доктор встретился с Дидро и другими видными просветителями. Его ум все больше занимала идея правления просвещенного государя, который реформировал бы свое королевство на основе политических свобод и всеобщего равенства. Штруэнзее уже прикидывал, какое влияние он способен оказывать на своего психически неуравновешенного пациента Естественно, Кристиана VII в поездке привлекали совершенно другие вещи. Королю устроили роскошный прием в самых красивых поместьях Англии: в Бленхейме – у потомков герцога Мальборо, в Дичли-парк – у эрла Джорджа-Генри Личфилда, потомка короля Карла II по линии его бабки, красавицы Шарлотты Фицрой, побочной дочери монарха от его любовницы Барбары Вильерс, в Стоу-хаус – у эрла Ричарда Гренвилл-Темпла. Некоторую чудинку в поведении Кристиана эти аристократы сочли за эксцентричность, которая в не меньшей, если не в большей степени была присуща и некоторым представителям английской знати. Мать Каролины-Матильды несколько обеспокоило то, что зять не мог дать ей вразумительных ответов на вопросы о ее внуке, но ее сыновья сочли такое неведение совершенно естественным. Безусловно, за каждым шагом зятя неусыпно следила полиция, и вдовствующая принцесса Уэльская была весьма шокирована тем, что Кристиан несколько раз посетил некие дома со скверной репутацией в Сохо, квартале, пользовавшемся в столице самой дурной славой. Да, она предусмотрительно предупреждала дочь о «других женщинах», которые могут появиться в жизни ее супруга, – покойный Фредерик, принц Уэльский, сменил их не одну, – но представить себе, что зять опустится до продажных девиц… Нет, тут явно было что-то не то.
