Это уже потом они изобрели кое-что, из-за чего стала лучше раскупаться газета. Еженедельный журнал. А продаваться он начал, потому что они с литературы на футбол переключились, — в городе тогда появились аргентинские футболисты, которые всех девчонок Барранкильи с ума свели. Они приехали играть за две команды — «Хуниор» и «Спортинг», — и все, которые из «Спортинга», были высший сорт, хоть на экспорт каждого. Смазливые, сукины дети. Итальянские аргентинцы, ну, вы ж знаете аргентинцев этих…
ХУАНЧО ХИНЕТЕ. Да уж, красавчики были.
КИКЕ СКОПЕЛЬ. Альфонсо величал меня Философом. Так, бывало, и скажет: «А ты-то чего ж книжку не напишешь?» А я и знать не знаю как. Пургу гнать — это да, это я умею. А вот писать — нет. Трепаться — да, это пожалуйста, а как писать, не знаю. Как «Отче наш» написать — и того не знаю. Попробуйте-ка, попросите меня написать «Отче наш», сами увидите… «Отче наш…» — только это и смогу, а дальше — нет. Но Альфонсо все одно твердил: «Что без дела болтаешься, Философ, ты бы сел да и написал роман какой, а?» Ой, да ладно, чего придуриваться? Нет у меня ума романы писать. А потрындеть — да, всегда пожалуйста.
МИГЕЛЬ ФАЛЬКЕС-СЕРТАН. Предполагается, что именно на тех сборищах в 1950-х, когда Гарсиа Маркес появился в Барранкилье, кажется, около года проучившись на юридическом факультете в Картахене и поработав в «Эль Универсаль», он и свел знакомство с Альфонсо Фуэнмайором и Херманом Варгасом, в некотором роде литераторами. Они обычно встречались в книжном магазине, где правил бал мудрый каталонец дон Рамон Виньес; он говорил по-испански и был, как я уже упомянул, каталонцем. На каталанском он тоже говорил, и книги у него на каталанском языке имелись, еще он по-английски читал и переводил, кажется, с французского. Очень эрудированный человек. Умер в Испании где-то в 1950-х. Говорят, сильно тосковал он по Барранкилье и уже купил было билет на корабль, чтоб вернуться туда. Но за несколько дней до отъезда умер в Барселоне. Рамон Бакка навещал его могилу.
ГИЛЬЕРМО АНГУЛО. Габо с самого начала пытался написать «Сто лет одиночества». Об этой своей задумке он не распространялся, называл ее «чудовищем» и пока не мог осуществить — силенок не хватало. Он и сам это понимал. Знал, что для такого романа нужен писатель намного более зрелый, опытный, каким он тогда не был, и ему хватило терпения дождаться момента, пока он дозреет до способности написать «Сто лет одиночества».
КИКЕ СКОПЕЛЬ. Так я к этому и клоню. Можете так и записать, потому как это чистая правда. Пусть я пью, но не очень-то мне охота, чтобы, если я вдруг чего ляпну, все потом болтали, будто я-де говорил о Габито, что он сукин сын. Не-е, само собой, он таков и есть, но на публику я так, во всеуслышание, ни за что не скажу, потому как человек он уже известный, признанный за достоинства свои. По мне, так великое его достоинство — упертость. Упертый он парень, ох и упертый, настырный, гнет свое и гнет, долбится и долбится, и роман этот долбаный все кропал, кропал, кропал. Идет, бывало, а под мышкой — рулоны газетной бумаги, писал он на этой бумаге за неимением другой. Зря, что ли, он в «Эль Эральдо» работал, и Альфонсо — тот тоже работал в «Эль Эральдо». И повторяю, Альфонсо с самого начала в Габито углядел… По мне, так тот единственный, кто все и сразу про Габито понял, зовется Альфонсо Фуэнмайором. Альфонсо всю жизнь в Габито верил. А тех, кто повлиял на Габито, именуют Альваро Сепеда и Хосе Феликс Фуэнмайор, отец Альфонсо, он гений был по части литературы. Старик литературу того времени знал как никто. Потому что лет шестьдесят или семьдесят тому назад литература совсем другая была, чем нынче.
ХУАНЧО ХИНЕТЕ. Дон Рамон Виньес старик уже был, испанец, он сюда к нам во времена Франко бежал. В книжный магазин приходил. Они там всегда Фуэнмайора искали, потому что Фуэнмайор писал и публиковался в иностранных газетах, в литературных то есть. А затем и Габо с ним крепко сдружился и тоже в магазин зачастил, чтобы с Фуэнмайором повидаться и с испанцем этим тоже.
КИКЕ СКОПЕЛЬ. Кто наставил его на путь истинный и объяснил, что к чему в литературе, так это дон Хосе Феликс Фуэнмайор. Потому как у нас заведено было навещать дона Хосе Феликса Фуэнмайора у него дома, в Галапе. Мы с Альваро обычно составляли Габито компанию, вместе с ним ездили, так что дон Хосе Феликс Фуэнмайор мог рассказывать Габито о литературе.
МИГЕЛЬ ФАЛЬКЕС-СЕРТАН. Альфонсо Фуэнмайор служил мостиком между газетой «Эль Эральдо» и ученым человеком доном Рамоном, потому что испанец обитал в таком, знаете ли, месте, как мне стало известно… в общем, притон это был, со шлюхами и прочими прелестями. Прямо напротив «Эль Эральдо», через дорогу. Потом мы частенько там бывали, в 1960-х, с другом. Мы ходили в «Рекс Синема» на «Полуночного ковбоя» — это рядом, и заглядывали в то заведение покурить, у проституток там еще комнатка имелась. И один человек — Альфредо де ла Эсприэлья, который основал «Романтический музей», — он сказал мне: «Габо жил здесь, в этом самом месте. Потому что и ученый каталонец здесь тоже жил». Как раз напротив «Эль Эральдо», на Калье-дель-Кримен, возле церкви Сан-Николас. Двухэтажное такое здание в республиканском стиле. Оно сильно уже обветшало тогда, все разваливалось, и там было что-то наподобие лестницы. А поскольку комнаты окнами выходили на улицу, то по ней с улицы туда и поднимались. И Альфредо подтвердил: «Габо жил вместе с ученым каталонцем, потому что и пяти центов наскрести не мог».
У Альфредо была пишущая машинка, на ней Гарсиа Маркес и печатал, пока в «Эль Эральдо» работал. Думаю, как раз это место — куда я захаживал и где уже все вконец одряхлело — и упоминает Гарсиа Маркес. А старик, о котором там тоже говорится, должно быть, и есть ученый каталонец, потому что он жил там, и вроде как об этом месте говорится в его последней книге — что-то там о шлюхах и прочей хреновине. «Вспоминая моих грустных шлюх».
ХУАНЧО ХИНЕТЕ. Это ученый каталонец, которого он вставил в «Сто лет одиночества». А мы, по сути дела, знали не его. С ним Херман Варгас работал. Тот был из книжного магазина в Боготе. Не из того книжного, что Карл Бухгольц держал, а из другого. Того, что в фильме «Синий лангуст»
[32].
НЕРЕО ЛОПЕС. Луис Висенс. Изначально историю о синем лангусте написал Альваро Сепеда. И Висенс, большой поклонник кино, на пару с художником Энрике Грау подготовил сценарий. Они показали тот сценарий Габито, и Габито читал его и раздумывал, не присоединиться ли к их компании. Они сценарий Габито привезли, чтобы он хорошенько его посмотрел или чтобы сам написал другой. Фильм снимали году в 1955-м или 1956-м. А теперь в титрах пишут, что автор сценария — Габито, хотя он лишь второпях прочитал сценарий и все.
КИКЕ СКОПЕЛЬ. Альфонсо правил ему синтаксис и орфографию… Альфонсо частенько появлялся с рукописями Габо. В борделе, которым Черная Эуфемия владела, аккурат напротив полицейского участка… Как он тогда назывался? «Белое море». Там-то Альфонсо и правил его сочинения.
