Я продолжала молчать, сопоставляя в голове услышанное ранее с тем, что рассказал Тони сейчас. И картинка выходила безрадостная.
— Вы говорите о матери Хлои?
— Мать. Она самая. Если эта женщина, вообще, может так называться...
Он налил снова, выпил один, откинул голову, прикрыл глаза, задумчиво постучал пальцами по столу.
— Вы видели свою сестру? — уточнила я, чтобы уж, наверняка, — Она вернулась за Хлоей?
Тони хмыкнул, потом качнул головой и вдруг рассмеялся. Зло, неправильно.
– Нет, милая Элли. Мария... она... Черт знает что. Она меня на свадьбу пригласила. Точнее, ее бойфренд. Городской воротила с шелестящей крупной зеленью в кармане.
Я сидела и не знала, что сказать.
Во мне поднималась то злость на мать-кукушку, то щемящая нежность к Хлое. Гремучий коктейль из сочувствия и ласки.
Потянувшись к виски, я сделала глоток и тотчас скривилась, вытирая слезы с уголков глаз.
А после назвала Марию так, как хотелось уже без от цензуренного Хлоей варианта.
Ещё один глоток и крепчайший алкоголь словно вышиб из меня дух, огнем прошелся по внутренностям, находя где-то, за семью печатями, мои собственные тайны и срывая замки с некоторых из них.
Но, я, все же, была не настолько пьяна, чтобы откровенничать, потому изложила официальную версию соответствующую легенде.
— Знаешь… — я неопределенно перебрала пальцами в воздухе. — Я работала не только в семьях, но и в приютах по время практики. Там очень много оставленных детей. Тех, кто отчаянно ждет родителей. И даже не столько мать, Энтони, сколько хоть какую-то живую душу, которой есть до них дело.
Воспоминания жгли калёным железом, потому я решительно допила остатки янтарной бурды, плескавшейся на самом донышке.
Это так грустно, когда тебе пять лет, ты сидишь на подоконнике и вдруг понимаешь, что не будет такого человека. Что ты одна на всем белом свете, и никто не придет...
— Я это к чему. Не важно, мать ты или дядя, важно лишь то, что ты есть и что ты любишь этого ребенка. Важно то, что она не будет одна. И все у вас с Хлоей сложится просто отлично! Просто тебе надо, наконец-то, принять, что это твоя девочка, — выдаю я последний совет. — Отныне и навсегда.
Он несколько секунд пристально смотрел мне в глаза, а после лишь медленно кивнул и отодвинул в сторону бутылку.
— Мне, и правда, нужно было это услышать.
Тишина на кухне была вязкой и густой. В ней застревали секунды и с трудом проходили минуты. Чувство безвременья иррационально и все, что в нем происходит, с трудом поддается осмыслению.
Он ушел почти сразу и не прощаясь, а я осталась, соорудила бутерброд, заварила чай и, грея руки о кружку, бездумно смотрела во мрак за окном.
Там были мои детские страхи и комплексы, мои надежды и мечты. Что-то я переросла, а некоторые из них до сих пор, рука об руку, идут со мной по жизни.
Рефлексию прервал крик Хлои со второго этажа. Я, забыв про чай, мысли и прочую ересь, рванула успокаивать ребенка. И уже наверху поняла, что плохие воспоминания сегодня оказались утоплены как раз в том самом виски, выпитом с Энтони Хоупом.
Будем надеяться, что ему это тоже помогло.
Глава 9
Спустившись утром на завтрак с Хлоей, не без удивления заметила, что о вчерашнем “разговоре по душам” на кухне уже ничего не напоминает.
Даже бодрый вид хозяина дома, в данный момент как раз перемешивающего что-то в кастрюле, будто подтверждал, что не он вчера выпил в одно лицо полбутылки виски. Энтони выглядел жизнерадостно, если это понятие, вообще, было к нему применимо. Скорее, он пытался таким выглядеть.
Я усадила Хлою в стульчик и приготовилась заварить ей кашу, когда мерное течение жизни в доме было прервано громким и очень хриплым кашлем.
Резво обернувшись на звук, я встретилась взглядом с одним из работников фермы, Карлосом. Тот стоял в дверях кухни, издавал хрипящие звуки и вид имел далёкий от здорового: покрасневшие и натертые крылья носа, слезящиеся глаза, бледная кожа и сухие губы.
– Кажется, я не смогу выйти сегодня в поле, – доложил он и оглушительно кашлянул.
Несколько долгих мгновений я смотрела на мексиканца, а уже в следующие подхватила Хлою на руки.
– Здесь же ребенок. Могли бы хоть рот прикрывать, когда кашляете! – высказалась раздраженно, запоздало ловя себя на мысли, что становлюсь похожей на одну из тех куриц-наседок, которые трясутся над своими цыплятами.
– Простите, – следующий позыв кашля мужчина задавил в кулаке, вид имел извиняющийся, правда, не передо мной или Хлоей, а перед Хоупом, потому что на работу выйти не сможет: – Тони, обещаю, что отработаю. Ты ведь знаешь, как для меня важна зарплата. Я ведь почти все отсылаю семье в Мексику...
Я закатила глаза к потолку и как можно быстрее покинула кухню с ребенком. Покормить девочку можно было и на улице, а вот тратить время на выяснение отношений и хватать микробы на кухне, я не собиралась.
В книге по уходу за детьми ясно прописывался запрет на контактирование с заболевшими людьми. Но, похоже, мужчины на ферме такой прописной истины не понимали. В этом я убедилась, когда через полчаса ко мне подошёл Хоуп:
– Ваше поведение на кухне было весьма грубым, – как маленькую принялся отчитывать меня он.
Я тут же вспомнила, как Энтони лично спаивал меня вечером. Зато теперь весь приличный и серьезный.
– Я просто не хочу, чтобы малышка заболела. Это ведь элементарные правила, – возразила с возмущением. – Не кашлять в комнате, где сидит ребенок! Разве не понятно, что это антисанитария?
Энтони скрестил руки на груди, посмотрел на племянницу, которая сидела в коляске и дубасила ручкой по погремушкам. Вокруг носился Пуся, пытаясь заскочить к ребенку, но, в силу крошечного росточка, успеха не добился.
– Вот где антисанитария, – Тони кивнул на пса. – Кобель, бегающий полдня по полям, коровникам и конюшням, а потом играющий с ребенком. Но, я ничего вам не говорю по этому поводу, потому что отдаю отчёт, что если ребенок растет на ферме, его невозможно уберечь от грязи, а значит, чем раньше он с ней познакомиться, тем лучше.
Я даже растерялась, что ему ответить. Крыть оказалось совершенно нечем, ведь глядя на Пусю, даже предположить было сложно, что ещё неделю назад пёс был ухоженным и лощеным. Но, несмотря на ужасный внешний вид, глаза у пса светились счастьем, а вот вид был действительно антисанитарным. Помыть его что ли?
– Тогда буду надеяться, что все обойдется, – пространно ответила я, на что получила:
– А я просто уверен в этом. Вы зря паникуете.
Он ушел, и весь день я возилась с беззаботно играющим ребенком одна. Мужчины на обед не приходили, вместо них заезжал Диего, загрузил провизию и уехал в поле, объяснив, что из-за болезни Карлоса лишняя работа свалилась на остальных, и теперь нет времени даже поесть.
