– Может, пусть пришлют завтра на почту? – предложила я.
Отчего-то больничные стены вновь стали на меня давить, да и неуловимый запах антисептика пополам со спиртом, витавший вокруг, раздражал обоняние, и от этого начала болеть голова.
– Купим жаропонижающего на всякий случай, и все, – продолжала уговаривать я…
– Ирин, тут тебе не Россия, – будто я могла забыть, напомнил Руслан, поглаживая меня по руке. – Здесь большинство таблеток по рецепту. Подожди чуть-чуть, если хочешь, я схожу за доктором, узнаю – почему так долго.
– Сходи, пожалуйста, – капризно согласилась я, с сожалением наблюдая за тем, как мужчине пришлось выпустить мою руку, чтобы уйти.
Двери за ним закрылись, палату накрыла тишина.
Из соседних палат через стены раздавался писк каких-то приборов, из коридора – чужие шаги.
Все раздражало!
Я попыталась сесть в кровати, в которую меня уложили, но эти старания отдались болью в висках.
– Кош-шмар, – зашипела я и сама себя принялась успокаивать. – Ну в самом деле, сейчас придет доктор, скажет, что все в порядке, пропишет болеутоляющие, и меня отпустят. Это же не может быть что-то страшное. Я же такая молодая…
Стоило про это подумать, как в голову полезли жуткие диагнозы, один страшнее другого… А потом картинки похорон. Все плачут, говорят красивые слова, но мне уже все равно. Брр!!!
В двери раздался внезапный стук, и я вздрогнула.
Руслан бы не стал стучать, значит, пришел кто-то еще.
Не дождавшись от меня разрешения войти, в приоткрытую дверь заглянул улыбающийся японец в белом халате.
– Доктор… – догадалась я и облегченно вздохнула.
Он что-то ответил, разумеется, на языке, который я так и не выучила. И Руслана не было, чтобы перевести.
– Эмн… – протянула я и добавила на ломаном английском: – Ай донт кноу, вот ю спик.
Японец закивал понимающе и, все так же улыбаясь, кивнул кому-то в коридоре, приглашая присоединиться к нашей дико веселой компании.
Следом за ним в палату вкатили какой-то агрегат, ростом с доктора. С монитором, с кучей проводов…
И что-то в этот момент мне нехорошо стало.
Ничто так не напрягает, как страшные медицинские агрегаты с экранами, трубками и датчиками.
Японец же, продолжая улыбаться, принялся мне что-то говорить, объяснять, но я не понимала ни слова.
До него только на второй минуте дошло, что я сейчас лопну от злости и ужаса, и тогда он принялся рисовать на альбомных листах какие-то жуткие каракули, при этом активно жестикулируя и делая огромные глаза.
Он показывал на мой рот, рисовал кругляши, разделенные пополам – видимо, таблетки, показывал два пальца и сгибал их на манер зайчика.
Почему-то они напомнили мне клешни рака… РАКА! Меня пробрал озноб.
Он говорил, что у меня опухоль, и предлагал лечение?!
Слезы проступили на глазах, а доктор, видя мою реакцию, принялся еще более активно что-то мне говорить.
На листочке возникли… раздвинутые женские бедра и три капельки, которые в итоге превращались в огромную лужу у основания рисунка. Меня затошнило.
Японец что-то спросил, радостно улыбнувшись, я замотала головой, как сумасшедшая, и выпалила:
– Никаких кровотечений!
Он нахмурился, показал на картинку и пририсовал вопросительный знак.
– У меня нет никаких подтеканий! – повторила на русском, тут же пытаясь дополнить на английском. Японцы ведь неплохо знают второй язык. – Вер из лобстер? Ю спик ми фром лобстер. Что там?!
В моем паникующем мозге никакого другого подходящего слова для диагноза «рак», кроме лобстера, не обнаружилось. Вдобавок я начала рыдать от перспектив.
Я такая молодая, у меня вся жизнь впереди, а теперь что?
Японец, наконец поняв, что разговаривать со мной бесполезно, а рисовать для меня его ужастики и вовсе чревато инсультом, что-то ляпнул и вышел из кабинета.
Теперь я рыдала в одиночестве, упиваясь собственным горем и нервно косясь на мониторы и датчики.
Пока не вернулся Руслан. Увидев меня, он на миг застыл, почему-то шокированный моей реакцией.
– Ирин! – подлетел он ко мне. – Ты что?!
– Был докто-ор, – пробормотала я, захлебываясь слезами. – Сказал мне… у-у-у…
– Ну, не рыдай так. Ты чего? – закивал Руслан. – Я понимаю, это шок. Доктор мне все сказал, я сам в шоке, но не думал, что тебя это так расстроит…
– Не думал?! – я всхлипнула. – А что, ты посчитал, будто я начну плясать от счастья?!
– Нет, но… Слушай, ну не хочешь ты этого ребенка, сделаем аборт. Я приму любое твое решение, не плачь, милая.
Я всхлипнула, мотнула головой и… замолчала.
Медленно поднимая глаза на Руслана, забыла, как дышать. Прокашлялась и спросила тихо:
– Какого еще ребенка?
– Нашего, – ответил Руслан.
– А как же рак? – я моргнула. – Смерть. Траурная музыка, все рыдают…
– Ир…
Мужчина посмотрел на меня обеспокоенно, обернулся на дверь в поисках доктора, но тот не спешил прийти на помощь с новыми рисунками. Руслан снова уставился на меня долгим таким, задумчивым взглядом. Внимательно, будто решал, свихнулась я или еще адекватная, потом, видимо, все же решив, что надежда еще есть, медленно, по слогам произнес:
– Забудь все, что я только что сказал. Хорошо? А теперь слушай. Никакого рака у тебя нет. И не будет. Ни музыки, ни слез… Ира, ты беременна…
Комок застрял в горле.
Я покосилась на рисунки, оставленные доктором, ткнула в них пальцем.
Кривые закорючки с женскими бедрами, таблетками, капельками. Вопросительный знак.
Вот идиотка.
Японец явно пытался узнать, принимаю ли я противозачаточные и когда у меня были последние месячные! И даже зайчик из двух пальцев был не раком, а двумя полосками. Наверное. Хотя честно, я все еще хотела прибить его за такой рисунок.
Нервный смех слетел с моих губ.
Я мысленно считала сроки и понимала, что месячных и в самом деле давно не было. И смена моего настроения, тошнота, клубника, в конце концов – мне сама судьба намекала, а я, будто слепая, не видела.
Дверь палаты вновь распахнулась, на пороге опять появился доктор.
Руслан перекинулся с ним парой фраз, а после перевел мне.
– Он спрашивает, ты даешь согласие сделать УЗИ? – мужчина указал на тот самый прибор, который закатили в палату.
Боже, ну я точно идиотка. Хоть эта машина ничего общего не имела с теми аппаратами, что стояли в наших клиниках, но все же – я могла бы и сама догадаться.
