— Тебя мама учила, что старших нужно слушаться?
Взгляд Илки метнулся к двери. Нет, золотце, мимо тебе не пройти. Разумовский поправил часы на руке.
— Так учила или нет?
— Учила. — Ответила негромко.
— Расскажи мне: а как тебя наказывали в детстве?
Сзади послышались шаги. Кто-то поднимался по лестнице. А через минуту к ним заглянула мама Илоны.
— Ну что вы тут, молодежь? Идете к нам?
— Теть Маш, Лона послушной была? Вы ее… как-то… вразумляли по малолетству?
Мария Константиновна замерла, соображая, о чем спрашивают, и выдала:
— Сейчас и не вспомню уже. Не без внушений по жопе, конечно. Может пару раз за все время. А что? Что ты уже натворила? — посмотрела на дочь.
— Нет, нет, ничего. Мы просто болтаем. — Вадим выдал одну из самых лучезарных своих улыбок. — Ремнем внушали или рукой? — уточнил вдруг, заставив свою тетку открыть рот от удивления.
Илона в этот момент, судя по всему, решила воспользоваться ситуацией, чтобы сбежать. Она встала и отбросила полотенце в сторону. Попыталась проскользнуть стороной, но была задержана.
— Мы чуть позже придем, хорошо? — обернулся Разумовский, обхватывая Малую за талию и не давая ей прорваться. — Пару наставлений только дам, по-братски.
Мама Илки лишь покачала головой и ушла. Вадик тут же поднялся, прижимая Лонку к комоду.
— Поговорим, сестричка? — взяв рукой за волосы, потянул назад, заставляя ее отклониться. Провел носом по шее сверху вниз.
— Пусти или я закричу.
— Конечно, закричишь. И не раз. — Прикусил то место, где испуганной птицей колотилась яремная вена.
Илона то ли вздрогнула, то ли попыталась освободиться.
— Еще раз дернешься, и я тебя прямо тут натяну. Как думаешь, нас все услышат или только те, кто сидит ближе к выходу?
— Что… что тебе надо? — сглотнула нервно.
— Хочу провести… разъяснительную работу… всеми… доступными… методами… — Вадим говорил урывками, целуя и покусывая ее гортань. Потом выпрямился, отпуская. — Идем. Набрось на себя кофту с капюшоном, а то простудишься.
— Простужусь?
— На улице прохладно. Только без глупостей, Малая. Молча моросишь рядом. Всем гостям — улыбаешься и машешь. Фэрштэйн?
— Вадим…
— Лоночка, молча. — Прошептал в ухо. — Давай, давай, в темпе. Или я для ускорения надаю тебе сейчас по заднице. И в задницу тоже.
По всей видимости, ему удалось нагнать на нее страху, так как Илона, словно робот достала первую попавшуюся ветровку из шкафа и надела, не говоря ни слова. Про носки забыла, так как при выходе обула кроссовки прямо на босу ногу.
В столовой кутеж набирал обороты. Разумовский заглянул в дверной проем и сказал:
— Теть Маш, мы прогуляемся немного. Обещаю вернуть сестрицу в целости и сохранности. — И добавил так, чтобы слышала только Лона: — Если выживет до утра. — После чего подтолкнул окончательно огорошенную девушку к входной двери.
Что самое интересное — Вадим шутил отчасти, потому, что знал, как на него действует коньяк. И пил на свадьбе именно его намеренно — Илка спровоцировала. Никакие другие виды спиртного не имели такого эффекта. Одно понимал точно: после этой ночи она еще сутки будет отлеживаться. Вот тогда они и поговорят. Очень предметно. Он получит ответы на все вопросы, потому что без них с нее живой не слезет.
— Малая, у тебя есть десять минут, пока доедем, чтобы рассказать мне, что за вожжа тебе под хвост попала. Предупреждаю — потом такой возможности уже не будет. — Разумовский повел ее к машине, держа за предплечье. — Давай сама, по-хорошему.
— А что такого?! — Илона, по всей вероятности, без лишних свидетелей-слушателей немного пришла в себя. — Что я должна объяснять?
Вадим открыл дверь, и, втискивая ее на сидение, с усилием прерывисто произнес:
— Тебе виднее. Мне интересно, что произошло за те несколько часов, которые мы не виделись до обеда.
— Ничего не… ты о чем?
— Ц-ц-ц. — Он зло и предостерегающе поцокал языком об зубы в ответ. — Даже не пытайся. — Обошел машину, и, усаживаясь за руль, сказал: — Говори. Скажешь правду — я очень постараюсь закрыть глаза на все… шалости во время банкета. Будешь юлить — пожалеешь.
— А мне нечего рассказывать. — Вдруг сложила руки на груди и вперилась взглядом.
Зашибись, храбрая какая! Коллега снизу тут же ожил, начиная тяжелеть. Отлично, пусть продолжает, блаженная. Это лучше всякой прелюдии. Спросите у любого мужика — что его бодрит больше всего на свете? На-ги-бать! И неважно кого: бабу, поставщика, заказчика, противника в игре, конкурента в бизнесе — да саму жизнь в целом!
А коза малолетняя даже не понимала, как заводит его своими неестественными для нее вспышками смелости. Тем слаще сейчас все будет.
— Лон, если бы я тебя не знал, может и повелся бы. Это — во-первых. А во-вторых, флиртовать и знакомиться при мне с другими мужиками — идея так себе. Ты не могла не понимать этого, правда? Поэтому еще раз спрошу: что случилось? Когда я уходил утром — все было нормально. Что произошло до того как ты приехала в ресторан?
— Ничего не произошло! Я что и познакомиться ни с кем не могу?! В конце концов, я барышня свободная и никаких обязательств ни перед кем не имею!
— Малая сбавь обороты и тон. — Остановил спокойно, но так, что Илона замерла.
Что поделать, неприятно, да. За столько лет им не требовалась притирка, но выяснение полей доминирования неизбежно, если два человека начинают общаться помимо постели. Вадим сделал слишком много выводов после неудавшегося брака и один из них гласил: рамки допустимого поведения необходимо обозначать сразу, не затягивая и держать до гробовой доски. Женщина будет пробовать их на прочность всю жизнь и стоит хоть раз дать слабину — воспользуется тут же.
Единственное, чего он не учел, это степень обиды и раздражения Лоны. А она замолчала. И напряжение вдруг изменилось. Оно перестало быть вкусным. Вместо этого Разумовский почувствовал ее отторжение. Смотрела перед собой и явно ничего не видела, загораживаясь невидимой и непробиваемой стеной.
Вадик дал по тормозам, устроив, таким образом, непроизвольную встряску обоим. Повернулся.
— Лоночка, а напомни мне: я когда-нибудь повышал на тебя голос?
— Нет. — Ответила еле слышно.
— Давай договоримся, что кричать со мной ты будешь только в одном случае — когда кончаешь. Хорошо?
Илона заметно сглотнула. Подобная манера общения разрывала ее шаблоны. Для начала, она никогда не слышала, чтобы папа при всей своей резкости и прямоте говорил маме такое, а потому слова Вадима вызывали шок. Да и что правду скрывать, их семья была на ранг интеллигентнее Разумовских. Называть вещи своими именами, это, конечно же, хорошо, но.
