Церемония «бракосочетания» не отличалась особыми изысками. Аарон со злорадством думал, что его матушка сошла бы с ума от такого безобразия. Их с Ноэминь просто поставили у вечернего костра и объявили, что эльфийка теперь женщина целителя. И всё. Никаких обрядов, клятв и молитв. Нет ритуальной чаши с вином, и хлеба тоже нет.
В конце концов, это первая свадьба Аарона! Какое безобразие!
— Уважаемый Га-Кхан, — обратился он к вождю. — Позволь мне провести свой обряд.
— Что тебе для этого нужно?
— Хлеб. Вино. Чашка.
— Лепешки есть. И грагс.
Грагсом называли здесь адское пойло, производимое орками из закваски, хмеля и каких-то трав. Процент алкоголя там зашкаливал.
— Годится, — кивнул Аарон, налил немного грагса в большую глиняную миску, вытянул руки перед собой и, прикрыв глаза, попросил Всевышнего благословить. — Прими это вино как символ крови, которая смешается в наших детях, — обратился он к Ноэминь. — Как символ того, что я отдам за тебя жизнь, если ты будешь в опасности. В крови — жизнь. Ты теперь моя жизнь.
Он сделал несколько глотков из миски и протянул эльфийке. Та, не поморщившись, осушила импровизированную чашу до дна, лишь чуть-чуть задохнувшись от крепости напитка.
— Хлеб — символ тела. Мы едины, как един хлеб. Клянусь заботиться о твоем теле, как о своем, заботиться о пропитании и здоровье твоем. Прими же и мое тело, жена.
Он разломил лепешку напополам, протягивая кусок Номи. В ее глазах явственно читалось «Ты что несешь, безумец?», потому что обряд он выдумывал на ходу, но лепешку она приняла и послушно съела.
— Называю тебя своей женой перед свидетелями и Богом.
— Принимаю тебя своим мужем перед свидетелями и Богом, — это уже были слова стандартной эльфийской клятвы, которую Ноэминь когда-то произносила. Не удержалась, схулиганила. — Род Синиц приветствует своего сына.
Аарон ухмыльнулся: у эльфов принято, чтобы мужчины переходили в род жены. Он совсем забыл об этом; впрочем, Номи, выйдя замуж за человека, отказалась от своего рода, даже знаки у нее на висках были тусклыми, неживыми, в отличие от ярко-зеленой вязи на лице Аарона. Так что неизвестно, кто еще в чей род мог бы перейти… если бы обряд был настоящим.
Всё это — лишь игра. Главное, что орки прониклись, вон как затихли. Кажется, Аарон неплохой актер. Главное, самому в свои слова не поверить. Он ведь не женится на ней по-настоящему. Он просто должен ее отсюда вытащить.
— Разделите с нами пищу или пойдете в свой дом? — нарушил тишину голос вождя.
Номи умоляюще посмотрела на Аарона. Он не понял, чего она хочет, но на всякий случай неопределенно мотнул головой:
— Мы к себе.
— Моя жена одеяла новые постелила.
— Благослови тебя Бог, вождь. Ты знаешь: кто оказал милость слуге Всевышнего, тот сам помилован будет.
И оставив Кхана переваривать его слова, Аарон увел «жену» в ночь.
Глава 13. Новая жизнь
Номи молчала, прижимаясь к его плечу. Эльф даже представить себе не мог, о чем она думает. Поймал себя на том, что довольно насвистывает какой-то мотивчик, замер.
— Ты это слышишь? — шепотом спросил он женщину.
— Что?
Аарона вдруг затрясло. Он прижал ее к себе изо всех сил, уткнулся носом в ее волосы и вполголоса запел песню, которая просто рвалась из него.
Обряд, твою мать, обряд! Оно не должно было сработать! Здесь и места силы нет. Хотя когда ему нужно было место силы? Он сам — проводник Его энергии.
Песня Жизни знакома каждому эльфу, она у них в крови. Но у Аарона никогда не было, что песня исходила из него сама по себе, независимо от разума. Он не хотел, нет! То есть, хотел, конечно… но не планировал. Ноэминь тихо подпевала ему. Ее плечи дрожали. Она оторвалась от его груди, потянула за длинные светлые волосы, небрежно заплетенные в мелкие косички, и поцеловала. Не жена, значит? Но обряд проведен, песня Жизни спета, а теперь они целовались так жадно, словно пытались выпить друг друга, задыхаясь и вздрагивая.
Аарон подхватил свою женщину на руки и почти бегом понес ее в дом. Плотское желание охватило его с такой силой, что он ничего больше не соображал. Номи не отставала, стаскивая с его плеч одежду и буквально утягивая на пахнущие травами одеяла в углу.
Господи, чудны дела Твои! Неужели это всё — и рабство, и яма, и клетка — только для того, чтобы соединить двух Твоих детей? Аарон привык в жизни полагаться на знаки. Но здесь был даже не знак. Было чувство, что огромная рука взяла его за шиворот и тыкнула носом, словно котенка, в предназначенную ему женщину. В любом случае, изменить уже ничего было нельзя. На его груди лежала его жена. Не убежишь (впрочем, он и не собирался) — то, что они делали сейчас, допустимо только между супругами. На душе у Аарона было неспокойно, он очень хотел сейчас вскочить, убежать в пустыню и прокричать в небо что-то вроде «Что вообще происходит?», но Ноэминь спала, доверчиво прижимаясь к нему, опутав его белыми волосами, словно сетью, и руки ее жгли, как огненное клеймо.
— Я ведь ее не люблю, как женщину — не люблю, — билось в его висках. — Я вообще любить разучился.
— Любовь — это навык, — отвечал голос внутри него. — Ее можно взрастить, словно цветок.
— Я совсем ее не знаю!
— Ты знаешь достаточно, чтобы захотеть ее спасти.
— Но жена…
— А почему, собственно, нет? Что тебя смущает?
Смущает? Или возмущает? Или вносит смятение в мысли и будоражит кровь? Быть женатым — это определенно не то, в чем у Аарона есть опыт. Желать собственную жену — это греховно? А сердится на нее за то, что она оказалась такой нежной и страстной? А ревновать ее к тем, кто прикасался к ее телу до него? Он все еще порывался убежать на свидание с Всевышним, потому что молитва рядом с ней не получалась, постоянно сбиваясь в комок злости, вожделения и какого-то щенячьего восторга, но Номи закинула на его ногу свою белую коленку, и он сдался, позволив себе ускользнуть из этой реальности в мир снов.
За окном (точнее, за стенами хижины) была поздняя ночь, а к нему в дверь колотили так, что шатало всю хижину. Аарон с ворчанием отпихнул от себя нежное женское тело, поднялся и рывком распахнул дверь, совершенно забывая, что он обнажен.
— Чего надо? — рявкнул он в лицо орку.
— Зуб… болит…
— А днем ты где был? — целитель сердито смотрел на несчастного, который держался за щеку.
— Днем не болел.
— Погоди, оденусь.
Он захлопнул дверь перед носом нежданного пациента и хмурясь, натянул свою единственную одежду.
— Тебе помочь? — приподнялась Номи.
— Не думаю. Я только посмотрю. Что я сейчас могу сделать без инструментов и трав? Спи.
