Зам. нач. УС-605 Макаров Владимир Николаевич и водитель Павел Иванович на месте ликвидированного «рыжего леса». Фото А.Г. Ахламова.
Координационный совет. «Рыжий лес»
Примерно в то же самое время, когда была уже сформирована окончательная Правительственная комиссия во главе с Борисом Евдокимовичем Щербиной, и каких-то подмен и замен больше не существовало, – примерно в это же время по решению Правительства в Академии наук был создан Координационный совет по чернобыльской проблеме во главе с Анатолием Петровичем Александровым, а я был назначен его первым заместителем. В состав совета входили руководители основных ведомств, которые были связаны с проведением работ вокруг Чернобыля, и также наиболее крупные специалисты: такие как, скажем, академик Соколов, академик Михалевич или академик Трефилов, которые были связаны с конкретными работами экологического или технического характера, сопряженными с ликвидацией последствий аварии.
Нужно сказать, что когда работа приняла такой организованный характер, когда усилия были распределены между различными ведомствами и различными кураторами, то, конечно, порядка и ясности стало гораздо больше, чем в первые дни, когда решались чрезвычайные задачи. Военные в это время развернули очень удачно – в городе Овруч – свой исследовательский центр, который позволял бы большому контингенту военных специалистов осознанно вести работу по дезактивации, по измерению – все работы, которые поручались военным. Этот центр проводил тоже очень большую работу по измерению состояния радиоактивности, по выносам радиоактивности, по ветровому переносу, по динамике состояния различных территорий, и внес свой большой вклад и в научно-исследовательском плане, и в практическом плане во все те работы, которые проводились в Чернобыле – причем решал нелегкие задачи. Вот, например, недалеко от атомной станции был сильно загрязнен, до нескольких рентген в час – первоначальная мощность излучения – большой участок леса, который получил название «рыжий лес». По судьбе этого леса вносились различные предложения. Первое – не трогать его и оставить в том виде, в котором он есть, с его активностью, считая что как-то природа сама переработает все: то есть хвоя, наиболее зараженная, опадет, после этого хвою можно будет собрать и захоронить, а стволы деревьев, сучья – все это будет оставаться довольно чистым. Второе предложение было – наоборот, сжечь весь этот лес, и даже эксперименты проводились по сжиганию элементов этого загрязненного леса. Но эти эксперименты показали, что все-таки с продуктами горения уходит достаточно большое количество радиоактивности. В конце концов были принято решение спилить часть леса, оттранспортировать его, захоронить, а оставшуюся площадку просто превратить в могильник, закрыть ее, – что и было осуществлено. Радиоактивное воздействие этого «рыжего леса» на город и прилегающую территорию резко уменьшилось после проведения этих операций.
Члены правительственной комиссии после очистки кровли. Второй справа – замминистра МСМ СССР Усанов. Слева – корпуса реакторных отделений энергоблоков №№ 2 и 1. Фото А.Г. Ахламова.
Вопрос 3-го, 5-го и 6-го блоков
Очень большая дискуссия возникла по так называемому комптоновскому эффекту. Когда начали готовиться к пуску 3-го блока – а первоначально его хотели пускать где-то следом за 1-ым и 2-ым блоками, – радиационная обстановка внутри здания 3-го блока, особенно в машинном зале, не позволяла вести всерьез даже ревизионных работ. Первое предположение было, что это внутреннее загрязнение здания. После проведения дезактивации уровень активности в этом помещении снизился, но все равно оставался высоким, достигая десятков, а иногда и сотен миллирентген в час в отдельных точках, а в единичных местах – до рентгена в час. Тогда было высказано первоначальное предположение, что источником такой высокой активности является крыша 3-го блока, на которой осталось много рассыпанного топлива, и вот это обстоятельство мешало нормализовать радиационную обстановку. Потому что более 600 помещений 3-го блока были вычищены, вымыты, а мощность зоны в машзале все равно оставалась достаточно высокой. Начали проводить различные измерения с использованием коллиматоров, специальных конструкций, которые показали, что наличие активности на крышах является не единственным источником, влияющим на радиационную обстановку 3-го блока, что все-таки соседство 4-го блока за счет комптоновского эффекта и отражения части гамма-лучей, выходящих через крышу 4-го блока, также служит источником повышенного радиационного фона в машзале 3-го блока. Сколько было на эту тему дискуссий, сколько было экспедиций, сколько было измерений, – и все-таки в конце концов оказалось, что основным источником загрязнения являются, конечно, те загрязнения, которые находились на крыше 3-го блока: это было главное. Хотя, конечно, какую-то толику, на уровне 10 миллирентген в час, и даже меньше, вносило и рассеянное комптоновское излучение, идущее от 4-го блока. Поэтому было принято решение полностью сменить крышу 3-го блока, поставить новую с соответствующими защитными устройствами, которые позволили бы продолжить необходимые работы и вовремя запустить 3-й блок Чернобыльской атомной электростанции.
Чернобыльская АЭС. Хорошо видно (справа) что машзал всех 4-х энергоблоков – объединенный. Фото А.Г. Ахламова.
Примерно в это же время, когда решалась судьба 3-го блока, очень остро стал обсуждаться вопрос о необходимости проведения пусконаладочных работ на 5-ом и 6-ом блоках. Эти блоки находились совершенно в разном состоянии готовности. 5-й блок имел высокую готовность и практически мог быть за несколько месяцев после дезактивации завершен и пущен в эксплуатацию. Ну а 6-й блок был в начальной стадии. Дискуссии были большие, и общественность протестовала против того, чтобы продолжали строительство 5-го и 6-го блоков, и чтобы они входили в строй, потому что это казалось им чересчур большой концентрацией мощности: 5 гигаватт на одной площадке. Тем более находящихся в ненормальных радиационных условиях все-таки. Энергетические потребности Украины диктовали необходимость введения все новых и новых мощностей. Вопрос этот и обсуждался на Правительственной комиссии, и выносился на более высокие уровни – и в конечном счете решено было отложить решение этого вопроса, и в ближайший 1987 год – возможно, и 1988 год, – никаких строительных работ на 5-ом и 6-ом блоках не вести, а все силы дезактиваторщиков направить на очистку так называемой стройбазы. На территории ЧАЭС была строительная база, на которой были расположены механизмы, материалы, необходимые для сооружения блоков. Эта база была достаточно загрязненной. И вот для того, чтобы спасти большое количество дорогого оборудования, там размещенного, был сооружен специальный цех на Чернобыльской атомной станции – цех дезактивации. И вот этот цех начал последовательно дезактивировать наиболее ценное оборудование и отправлять его в различные точки Советского Союза для практического использования. В тот же самый период, когда начались активные работы по дезактивации и подготовке к пуску 3-го блока, – в этот же период по-настоящему начали разворачиваться работы уже не по проектированию, а по строительству города Славутича. Причем темп сооружения этого города все время увеличивался, и это имело большой смысл, потому что после примерно 4–5-месячной эксплуатации в вахтовом режиме 1-го и 2-го блоков стало ясно, что вахтовый метод в данном случае, конечно, не является оптимальным. Он был вынужденным, сыграл большую роль в течение того периода времени, когда им пользовались, но базироваться на нем как на основном методе работы стало невозможно. Поэтому темп сооружения города Славутич как основного городка энергетиков резко усилился. Вот, скажем, Борис Евдокимович Щербина на моей памяти чуть ли не ежемесячно совершал такие специальные вояжи для того, чтобы контролировать, следить за тем как идет сооружение города Славутич, как идет оснащение, насыщение его оборудованием – в общем, этот вопрос постоянно находился под его контролем. Впрочем, как и все остальные вопросы, связанные с Чернобыльской аварией.
