Ну а что касается качества информации, представленной в МАГАТЭ, то могу сказать, что крупнейшие и авторитетнейшие организации СССР принимали участие в подготовке доклада.
– Еще одна цитата из «Монд»: «Помимо рассмотрения чисто научных проблем, анализа причин и последствий аварии на Чернобыльской атомной электростанции, на этой встрече были заложены прочные основы широкого международного сотрудничества в области атомной энергетики, что крайне необходимо в нынешних условиях». Вы разделяете эту точку зрения?
– Специалисты знают, что за последние годы в мире произошло несколько аварий с необычно высоким уровнем человеческих и материальных потерь. Эти аварии мало зависят от типа техники и сильно от единичной мощности аварийного блока – атомная ли это станция, химический реактор или газовое хранилище, – отданного в распоряжение оператора. Зависит ущерб и от места и плотности размещения потенциально опасных объектов. Но даже такие тяжелые по последствиям аварии, как чернобыльская, бхопальская или фосфорная авария в США, не должны повернуть вспять технологическое развитие цивилизации, не должны заставить отказаться от мирного использования ядерных источников или достижений химии, ибо этот отказ обернулся бы для людей еще более тяжелыми последствиями. Но дальнейшее развитие атомной энергетики требует повышения уровня ее безопасности и усиления международного сотрудничества для использования наивысших достигнутых стандартов и критического отношения к ненадежно решенным технологическим системам и их элементам.
Основная причина, как это случилось в Чернобыле, – дефекты во взаимодействиях человека с техникой. И каждый раз это именно проблема взаимодействия, так как в оптимальном варианте машина и человек должны выручать друг друга при случайных отказах. Причем выручать автоматически! Но пока этой оптимальности не достигнуто нигде в мире.
– В докладе, представленном в МАГАТЭ, анализируется и эта проблема?
– Конечно, потому что авария на 4-м блоке – прежде всего грубейшие ошибки обслуживающего персонала, но не сумела и техника сдержать операторов, не дать им отключать защитные системы. В докладе проанализирован каждый этап работы в тот день, дана хронология развития аварии. Проведен анализ процесса развития аварии на математической модели. Показаны все этапы работ по ликвидации последствий аварии, по контролю за радиоактивным загрязнением окружающей среды и здоровьем населения. В докладе даны рекомендации по повышению безопасности ядерной энергетики и определены направления ее развития.
– Неделю продолжались дискуссии. Какой главный вывод?
– Первым я бы отметил тот факт, что установилась общность взглядов на реактор РБМК, на специфические проблемы безопасного управления им. Меры, предложенные советскими специалистами, исключающие аварии, подобные чернобыльской, были оценены и не критиковались. Не вызывала возражений представленная оценка причин и хода течения аварии.
Все действия советских организаций и специалистов по ликвидации последствий аварии в Чернобыле признаны правильными, международное сообщество одобрило их. Получили понимание и динамика эвакуации населения из опасных зон, и все медицинские мероприятия.
Международные эксперты оценили огромное значение того опыта, который был получен советскими специалистами по ликвидации аварии и который теперь стал международным достоянием. Сошлись мы все в том, что отказ от развития ядерных источников энергии привел бы мир к еще большим опасностям и трагедиям.
Уроки аварии в Чернобыле заставляют нас вложить много новых усилий в повышение уровня безопасности АЭС. Проведенные в MAГАТЭ дискуссии полезны. Они привели к выработке конкретных 15 рекомендаций, выполнение которых в еще большей степени повысит уровень безопасности АЭС и оградит людей от аварий, подобных случившейся. И мы хотели бы развивать такие контакты и в будущем.
Совместная работа в масштабах всей планеты сегодня совершенно необходима. Но любая безопасность станет бессмысленной, если не будет устранена самая главная опасность – возможность не случайного, а сознательного разрушения объектов во время ядерного конфликта. Поэтому Советский Союз, предложив режим безопасного развития атомной энергетики, установил мораторий на ядерные взрывы и предлагает приступить к сокращению ядерных вооружений.
«Правда», 1986, 5 сент.
В.А. Легасов. Высвечено Чернобылем…
Встреча была назначена на 16.50 в понедельник 28 апреля 1986 года. Член редколлегии «Химии и жизни» академик Валерий Алексеевич Легасов пригласил сотрудника редакции, чтобы обсудить несколько текущих дел, а главное, тезисы проблемной статьи о состоянии химии и химической технологии. Главный тезис: без опережающего развития современной, подчеркиваю, современной химии и столь же современной технологии разговоры о научно-техническом прогрессе так и останутся разговорами.
Потому хотя бы, что любая физическая идея начинает работать на нас лишь после того, как материализуется в веществах, конструкциях и технологических процессах. В конечном счете все зависит от химиков. Так, к примеру, в атомной энергетике три четверти всех операций, начиная с выщелачивания урана из руд и кончая захоронением радиоактивных отходов, – это операции, по сути, химические.
Мы знакомы со студенческих лет. Упоминаю об этом лишь затем, чтобы читатель не удивлялся некоторым оборотам публикуемой ниже беседы. Сегодня академик Легасов – член Президиума АН СССР, первый заместитель директора Института атомной энергии имени И. В. Курчатова. Его рабочий день, расписанный по минутам, обычно начинается в 10.00 утра, а заканчивается, как правило (впрочем, последние полгода это правило редко соблюдалось), часов в 10 вечера. Следующий час – сугубо личный, час отдыха и размышлений. Именно в этот час встречались обычно где-нибудь в окрестностях института. Вышагивает, чуть сутулясь… рядом степенно идет большой пушистый пес, который всегда считает третьего лишним, но терпит.
Лишь когда дело касается самого главного – для науки ли, техники, журнала или отдельного человека, академик выкраивает из своего дневного бюджета времени полчаса или час для встречи с «дружественной прессой». Как должно было быть и в тот апрельский понедельник.
На всякий случай я позвонил накануне – мало ли какие могут быть перемены. Перемены были: член правительственной комиссии по расследованию причин аварии на ЧАЭС академик Легасов вылетел в Чернобыль в числе первых. С тех пор на протяжении многих недель увидеть его можно было разве только по телевизору…
Лишь через полгода, когда подходил к концу первый, самый сложный этап работы по ликвидации последствий аварии, когда завершилось венское совещание экспертов МАГАТЭ, когда были готовы к пуску первый и второй блоки Чернобыльской АЭС, состоялась та, надолго отложенная беседа. Естественно, с несколько обновленным углом зрения.
Знакомый кабинет в Курчатовском институте. Чуть слышно шелестит лента в магнитофоне, фиксируя наш разговор, поначалу довольно вялый. Причиной здесь, очевидно, накопленная усталость моего собеседника. Лишь спустя какое-то время (судя по пленке, минут через шесть-семь) беседа набирает нужный ритм и темп. Вот с этого момента и воспроизведем запись.
