Боги, почувствовав гибель своей дочери, разгневались, и тут же явились в наш мир. В ярости, они наказали трех Прародителей ссылкой домой и вечной тюрьмой на небесах, и разделили четыре народа морями и океанами, чтобы они больше никогда не могли встретиться на едином поле боя.
А в честь Сайбер, пожертвовавшей собой ради людей и братьев с сестрой, они создали северный остров, который так и называется — Остров Сайбер. Ее тело, покоиться там, во льдах, и сон ее может потревожить лишь жертва четырех Прародителей во время кровопролитного боя четырех народов, ради которых она когда-то погибла сама. И стоит ей проснуться, как воины, восставшие против друга, будут сражены и превращены в глыбы льда, холодные, как ее сердце».
— Бред, — сказала я сама себе, и убрала книгу подальше, — как правители могут жертвовать собой, раз их самих давно нет? А если речь идет об их потомках, то крови Ниан, Зиро, Сайбер и Силва пролилось уже целое море. Взять хотя бы моего отца и брата. Только после их смерти никто не восстал изо льда. К чему это Зара решила, что эта история что-то мне даст? Да, продолжения никто не знает. Но почему? Ведь тогда бы люди боялись мести Сайбер, и, ну, меньше воевали, что ли? Что-то тут не так. Надо подумать над этим в замке Айона.
Но стоило нам прибыть и расположиться, как один из гонцов прямо в коридоре, на пути в столовую вручил мне письмо.
Надо же, из дома. Неужели Хельга удостоилась ответить?
Сев за стол перед тарелкой с обедом, я стала разворачивать конверт.
Как раз пришел Моран и примостился рядом, тоже удивленный первым письмом из дома. Он не запрещал мне переписку, и всегда сам способствовал их быстрой отправке.
Какое-то оно короткое.
«От кого: принцесса Хельга Ниан.
Кому: принцессе Эльзе Ниан.
Многоуважаемая сестра Эльза! Спешу тебе сообщить, что наша матушка, королева Лаура, в очень плохом состоянии. После твоего побега последние силы покинули ее, и она начала увядать. Если у тебя есть желание проститься с ней, то приезжай как можно скорее. Не обещаю, что ты успеешь застать ее живой, но, думаю, тебе это не столь важно, раз ты ее покинула, даже не попрощавшись. Она не держит на тебя обиды, будь спокойна. На том свете никто не будет тебя судить, если ты не приедешь. Кроме тебя самой, конечно. Ты теперь принцесса другой страны, ты выбрала другую семью. Мы все понимаем.
С любовью, и до скорой встречи, принцесса Хельга Ниан».
Письмо выпало из рук и скользнуло на пол. Весь мир на мгновение сжался до размеров пылинки, и вдруг снова стал огромным, в котором я поняла, что скоро останусь совсем одна.
Нет-нет-нет.
Этого не могло случиться.
Она не могла умереть.
Да, она была больна, но не на столько.
Это шутка!
Шутка Хельги, точно! Она просто хочет меня вернуть.
Но тогда зачем, отговаривает приезжать? Почему ее письмо такое жестокое? Я не выбирала! Это все ради нее! Это она должна была тут, сидеть на моем месте, а я держать за руку умирающую маму!
— Боги, — содрогнулась я, и по щеке скатилась первая холодная капля, — Моран. Я ничего не понимаю.
Я взглянула на него, как на спасителя. На единственное существо рядом со мной, которое могло помочь. Но, на самом деле, даже он тут бессилен против смерти. Но на кого я еще могла положиться? Я всего лишь маленькая, никчемная девочка. Почему это снова происходит? Папа, брат, мама…
Внутри все похолодело. Почему опять…
Не взглянув на меня, Моран поднял с пола письмо и прочитал сам, пока я вытирала салфетками слезы и пыталась взять себя в руки.
От вида еды меня чуть не вырвало.
— Моран, — повторяла я, как слабоумная, — что делать? Скажи мне, что делать?
Он сжал губы в раздумье и резко положил бумагу перед собой.
— Я дам тебе корабль. Плыви в Эфию, домой, пока еще не поздно.
Я не поверила собственным ушам.
— Ты отпускаешь меня? — сквозь слезы прорезался мой голос.
Стул короля скользнул по полу, и он встал, не притронувшись к обеду.
— Я в свое время не успел проститься с мамой. Может, у тебя получится.
На миг, я забыла все, что он сделал. Всю боль, все убийства и страдания. На тот самый миг мне показалось, что я не в плену, а под защитой. Будто медведь, разорвавший меня на мелкие кусочки, тщательно собрал их заново, и теперь берег их, сам того не замечая.
Я поднялась со стула.
Ноги невольно понесли меня к нему.
Руки сомкнулись за его спиной, а щека прижалась к его груди, в которой стучало бешеное и грозное сердце. От его тепла мне стало хорошо и приятно. В этом было что-то неправильное и темное. То, что никто бы не одобрил. Но сейчас он был нужен мне. Очень нужен.
— Спасибо тебе, Моран, — мой голос охрип и стал еле слышен, — я вернусь, как только смогу.
Когда я его отпустила и убежала собирать вещи, он так и стоял там, около стола с обедом, смотря в мою сторону серыми, изумленными глазами
Глава 9. Разбитые льдинки
Я чувствовала себя как маленькая, летящая вниз стеклянная фигурка. Вот-вот, ее крохотная голова коснется пола, и разлетится на сотни осколков. Очевидная неотвратимость. Факт того, что жизнь, и без того похожая на кусок мятой бумаги, начала еще и гореть.
Волны.
Я смотрела на них все время плавания. Может, меня укачает, и я слягу, как Силестина, в беспамятстве и сне, чтобы ничего не чувствовать и ощущать. Это было почти невыносимо.
Все это!
— Я думала, — говорила я с морем, стоя на палубе, — что день, когда я вернусь в ваши теплые воды, будут самыми счастливыми. Но почему мне тогда так больно?
Естественно, никто мне не ответил. Как всегда. С тех пор как умерли те, кто должны были меня защищать.
Даже когда наш белый дворец мелькнул на горизонте, мне легче не стало. Не было детских воспоминаний или тепла в груди, как при возвращении домой. Я поняла, что любила не замок, а тех — кто в нем жил.
Фигурка в сантиметре от пола.
Корабль причалил.
Жители Эфии в удивлении и страхе распахнули рты, когда огромное северное судно, похоже на черную глыбу, причалило к нашему порту, как два месяца назад, чтобы захватить страну окончательно.
Но увидев мою маленькую фигуру в светлом платье, сбегающую вниз по трапу, кажется, чуть успокоились.
Я не видела солнца. Не чувствовала тепла. Не слышала родного наречия у встречающих слуг. Только собственный голос твердил в голове: Мама, мама, мама!
Первым, я заметила министра, который тогда, увел нас сестрой в маленькую комнатушку, и определил нашу судьбу.
