— Спрячь куда-нибудь плот и жди здесь каждый вечер, пока я не вернусь. Запомни, гном: этого флакончика тебе хватит всего на несколько дней. Я — твой единственный шанс на спасение. Итак, до встречи.
Оставшись с Утером наедине после ухода Фрейра, королева Ллиэн села и прислонилась спиной к стволу плакучей ивы. Прижавшись к ней щекой, она поговорила с душой дерева, соединяя магические заклинания со словами, которые знала на языке деревьев, звучавшими в шорохе листьев, в скрипе ветвей, в потрескивании коры…
Вскоре старая спящая ива вздрогнула от корней до кончиков длинных гибких веток. Медленно, почти незаметно, ее ствол изогнулся, ветки склонились к самой земле, и густая завеса листьев образовала вокруг королевы и рыцаря непроницаемый занавес, тайное убежище, укрытое от чужих вглядов.
Когда Фрейр вернулся, неся неподвижное тело Тилля, Ллиэн ждала его снаружи, в перелеске. Она провела варвара к иве и, пока он укладывал Тилля под пологом густых веток, отвела животных следопыта в сторону. Она погладила собаку по голове, и та жалобно заскулила, тревожась о хозяине. Потом вытянула руку, и сокол опустился на нее.
— Ты, благородный сокол, который летает выше и видит дальше, чем все остальные птицы, кроме огромных орлов в горах Мойрана, расправь крылья и от правляйся на поиски целительных трав и растений. Найди олл-иах, омелу, излечивающую любые болезни, северицу, белену, звездчатку, буквицу и клевер… Лети!
Она подбросила сокола в воздух, и он взвился высоко над кронами плакучих ив.
Собака рядом с ней снова заскулила.
— Мы их вылечим, — ответила Ллиэн, поглаживая ее. — Не беспокойся…
Утер резко очнулся с воплем ужаса. Но тут же ощутил на лбу прохладную нежную руку, словно по волшебству погасившую сжигающую его лихорадку. Кто-то приподнял ему голову и поднес к губам дорожную флягу.
— Выпейте, — услышал он голос Ллиэн. — Это отвар из омелы и других растений… Он вас исцелит.
Утер отпил глоток и снова откинул голову назад. Рядом с собой он увидел Тилля, который сидел, прислонясь к стволу дерева. Ему показалось, что зеленый эльф кивнул ему и слегка улыбнулся. Потом все вокруг снова погрузилось в темноту.
Сокол парил в мрачном свинцовом небе, и его белые крылья с вкраплениями серых перьев отяжелели от дождя. Внизу, насколько хватало глаз, тянулись болота, торфяники и низкие густые кустарники. Потом он увидел высокие холмы, отмечавшие начало Черных границ, и невольно вздрогнул. Развернувшись на правом крыле, он заметил внизу Фрейра, пробиравшегося через кустарник в своих звериных шкурах. Его руки и ноги были покрыты грязью, служившей маскировкой. Сокол издал резкий насмешливый клекот. Надо быть человеком, чтобы верить, что таким образом можно сделаться невидимым — даже для тех, кто живет в небе!
Потом его внимание привлекло маленькое белое пятнышко в воде, возле причала, и он резко спикировал вниз.
Это была голубка. Шея птицы была сломана, и она трепыхалась в предсмертных судорогах, отчаянно колотя крыльями по воде.
Сокол опустился на мостик рядом с голубкой и посмотрел на нее с печалью.
— Бесполезно тратить силы, — сказал он, и, увидев его, белая птица снова забилась в воде, на сей раз от страха. — У тебя сломана шея. Я могу тебя прикончить, чтобы избавить от лишних страданий.
— Нет! — воскликнула голубка. — Дай мне уйти! Дай мне вернуться домой, на другую сторону болот!
— Так ты живешь не здесь?.. Я был удивлен, когда увидел голубку в этом месте…
— Это мой хозяин, Уазэн-проводник, привез меня сюда. Позволь мне вернуться!
Сокол мягко покачал головой.
— Ты не вернешься, голубка. Твое падение было смертельным…
— Это не было падением, — слабо простонала птица. — Какой-то человек сломал мне шею! А мой хозяин исчез!
Сокол испустил долгий глухой крик.
— Я не буду убивать тебя, голубка. Не бойся ничего, ты выживешь и скоро вернешься к своему хозяину.
Голубка перестала биться и затихла. Сокол взмахнул крыльями и, в последний раз взглянув на нее, поднялся в небо. Он некоторое время парил над ней, невидимый снизу, потом сложил крылья и ринулся вниз. Его когти впились в голову и в сердце голубки, добивая ее. Потом он выбросил ее на берег и снова взлетел. Голубка осталась лежать неподвижно.
Глава 12
Гврагедд Аннвх
В голубятне стоял ледяной холод. Она представляла собой высокую круглую башню, сложенную из серого кирпича, в которой тут и там были проделаны отверстия, что делало ее открытой всем ветрам. Войдя внутрь, сенешаль и дворцовый управитель Горлуа был вынужден заткнуть уши. Птичий гомон и непрестанное хлопанье крыльев были оглушительными. Не проходило и секунды без того, чтобы какой-нибудь из голубей, прикованных цепочками к насестам, не пытался взлететь, отчаянно хлопая крыльями, или двое самцов не затевали драку, или кто-то не долбил клювом по каменным плитам, подбирая зернышки кукурузы и проса. Запах в голубятне был ужасный, и Горлуа недовольно сморщил нос.
— Как вы все это терпите? — обратился он к живущим здесь же двоим слугам. Они обитали в маленькой хижине, сколоченной из досок и, точно так же, как стены и пол, густо заляпанной голубиным пометом.
Обитатели башни переглянулись и поспешили к Горлуа, кивая головами и по-идиотски улыбаясь.
— А, я и забыл, вы же глухие, — проворчал сенешаль. Глухонемые. Один от рождения, другому отрезали язык и проткнули барабанные перепонки. Это была идея короля — чтобы смягчить тому участь. Впрочем, кто еще, кроме глухих, мог бы выжить в таком адском шуме? И разумеется, их немота гарантировала, что сообщения, доставленные почтовыми голубями, останутся в тайне.
Слуги на голубятне были осужденными, избежавшими подземного застенка и дыбы, но взамен отправленные в эту вонючую преисподнюю, которой никогда не покидали. Но на что им жаловаться? В те времена осужденный либо платил выкуп, либо попадал на виселицу. Тюрьма была роскошью, этого удостаивались лишь немногие. Все, что нужно было делать двум глухонемым,- кормить голубей зерном, что им просовывали под дверь и чем они питались и сами. Когда прилетал голубь с письмом, они звонили в колокол — один раз, дважды или трижды, в зависимости от важности послания, что определялось цветом кольца на лапке птицы. Красное кольцо означало послание, адресованное королю или сенешалю. Три удара в колокол. Крайняя важность. Сегодня был именно такой случай.
Горлуа сообщили об этом лишь час спустя, и, когда он вошел в голубятню, слуги были крайне возбуждены. Они уже несколько месяцев ждали сенешаля, чтобы поведать ему свои просьбы, и вот, наконец, этот день настал.
— Где послание? — резко спросил Горлуа.
Более высокий (или менее кривоногий) из слуг протянул ему небольшой свиток пергамента, обвязанный красной кожаной лентой. Горлуа схватил его, развернул и первым делом увидел руну Беорна, нацарапанную Маольт, старой скупщицей краденого из Скатха… Он сунул пергамент в карман и направился к двери, но тут один из слуг начал что-то быстро лопотать, пытаясь привлечь его внимание.
