За центральным столом, справа от королевского кресла, были поставлены еще три — для Болдуина и его приближенных. Все они пока пустовали.
Король Пеллегун не мог не заметить отсутствия гномов, но его лицо осталось бесстрастным. Кивком головы он поблагодарил своего стольничего, сбросил плащ, подбитый серым беличьим мехом, затем сделал всем знак снова занять места. Сенешаль Горлуа сидел по левую руку от короля, не обращая никакого внимания на собравшихся, которые, однако, на протяжении всего ужина неустанно пытались поймать его взгляд, чтобы получить разрешение приблизиться к королю и обратиться к нему со своими просьбами. Эти два человека, несмотря на почтение, которое они вызывали, обладали столь сходной манерой держаться, что это выглядело почти комично. Можно было подумать, что они братья — настолько они стали похожи Друг на друга, пережив вместе и темные, и светлые события в жизни города озерных людей. И тот и другой были уже довольно старыми, по людским представлениям (хотя любой гном счел бы их еще подростками), не слишком высокими, но очень сильными (опять же по людским меркам). Оба не носили бороды, а их седые волосы были заплетены в многочисленные косички, перевитые у одного золотыми нитями, у другого — полосками красной кожи. На этом сходство заканчивалось.
Пеллегун обладал величественной красотой, а Горлуа был уродлив. Его лицо пересекал ужасный шрам, правая глазница была пуста. Этот удар был нанесен ему кривой гоблинской саблей, когда сам он спасал принца Пеллегуна из когтей этих воинственных чудовищ. Сильно израненные в боях, эти два человека стали братьями по оружию, и их кровь смешалась, впитываясь в одну и ту же землю на полях сражений.
После смерти короля Кера Пеллегун сделал Горлуа своим сенешалем, а когда короли Свободных народов, уцелевшие в боях, выбрали его главой Великого Совета, он доверил своему слуге роль дворцового управителя и пожаловал ему титул герцога Тентажеля.
— Где королева? — вполголоса проворчал он, повернувшись к сенешалю.
Горлуа приподнял брови в знак того, что ему об этом неизвестно, потом щелкнул пальцами. Перед ним тут же возник мажордом и склонил голову, ожидая распоряжений. Получив их, он быстро отошел к группе вооруженных людей, повсюду сопровождавших короля.
— Королева опаздывает, — сказал он. — Нужно послать за ней.
Ульфин, рыцарь, к которому он обратился, взглянул на него с нескрываемым презрением, будучи намного выше рангом, и, вскинув подбородок, указал на Утера, самого младшего из королевской свиты. Тот оказался рядом в мгновение ока, и выражение его лица заставило улыбнуться всех его товарищей. Во дворце шепотом поговаривали, что юная королева Игрейна неравнодушна к этому рыцарю. Судя по всему, это было взаимно.
Когда королева Брунгильда умерла родами, унеся с собой единственного мертворожденного ребенка, король Пеллегун долгие годы носил траур по ней. Лишь необходимость оставить после себя преемника заставила его жениться во второй раз, и юная Игрейна почти не видела своего венценосного супруга, тем более что до сих пор не смогла родить ему наследника. Время шло, и Пеллегун все реже и реже разделял с ней ложе. Королева жила тоскливо и уединенно в дальних покоях дворца, занимаясь вместе со своими служанками бесконечным вышиванием гобеленов. Каждый день был похож на предыдущий: без любви, без надежды, без будущего.
Утер, запыхавшийся и раскрасневшийся от быстрой ходьбы, повстречал королеву на лестнице, ведущей в ее покои.
— Госпожа, король просит вас к столу…
— Я уже иду, — ответила она. — Дайте мне руку, шевалье.
Рыцарь попытался унять биение крови в висках и перевести дыхание. Рука королевы в его руке казалась такой маленькой, совсем детской… По дороге он даже не осмеливался смотреть на нее, но, когда она садилась за стол рядом с Пеллегуном, ему показалось, что она как-то по-особенному сжала пальцами его руку.
Он был уверен, что сумел скрыть свое волнение, но, однако, уже собираясь отойти, он уловил пристальный колючий взгляд сенешаля Горлуа, от которого у него по спине пробежал холодок.
Между тем как служанки принялись быстро расставлять перед гостями тарелки с медом и хлебом и оловянные кувшины с густым темным вином, мажордом объявил первую перемену блюд:
— Жареные бычьи мозги, паштет, кровяные колбасы, сосиски, мясной рулет, пирожки с ветчиной!
Для обильного ужина, из тех, что устраивались во дворце в зимние дни, было приготовлено двадцать четыре вида кушаний: шесть перемен, вносимых в зал по очереди, вплоть до мушмулы, сладкого крема, сливок и печеных груш на десерт.
Мажордом быстро окинул взглядом королевский стол, проверяя, все ли в порядке, затем наклонился к сенешалю и прошептал несколько слов ему на ухо. Горлуа кивнул, отпустил его и в свою очередь наклонился к королю.
— Король Болдуин просил передать вашему величеству, что он устал и что он увидится с вами завтра.
Пеллегун снисходительно кивнул, вытер губы тыльной стороной ладони и отпил глоток вина. Когда он поставил кубок обратно на стол, на губах его была усмешка.
— Ну вот, — вполголоса сказал он, повернувшись к старому Горлуа, — начинается!
Глава 2
Великий Совет
День едва занялся, хмурый и пасмурный, и серое небо отражалось в серой воде озера. Лагерь эльфов на краю леса едва можно было различить сквозь густую чащу. Он представлял собой лишь несколько шалашей, собранных из веток только затем, чтобы можно было укрыться на одну ночь. Эти ненадежные убежища возводились эльфами за несколько минут на пути их скитаний — ибо у эльфов не было городов, всего лишь несколько поселений, местоположение которых к тому же они могли менять с течением времени. У них не было ничего, даже настоящих семей — в том смысле, как понимают это люди, и они не обременяли себя богатствами, каким бы высоким ни было их происхождение. И правители, и слуги носили одинаковую одежду, и единственной роскошью, какую они себе позволяли, были изящные украшения из серебра — металла, связанного с Луной, которой они поклонялись. Впрочем, изготовление серебряных украшений было единственным ремеслом эльфов. Это был народ, лишенный каких бы то ни было потребностей, и во многих отношениях он был ближе к диким животным, чем к людям.
Ллиэн проснулась в одиночестве. Она перевила свои длинные черные волосы кожаной лентой, украшенной маленькими лебедиными перышками, и набросила широкое переливчатое одеяние с разрезами, оставляющими открытыми ее руки и ноги. Затем надела серебряное ожерелье и браслеты, натянула тонкие замшевые сапожки до колен. Наконец, после некоторого раздумья, пристегнула к поясу длинный кинжал, Оркомиэлу, что на языке эльфов означало «Поражающий гоблинов».
Супруга Ллэндона и королева эльфов, Ллиэн не была воинственной, но она принадлежала к прямым потомкам Мориган, «Великой королевы», мифической прародительницы эльфов, с которой так или иначе были в родстве все эльфийские кланы и которая считалась богиней войны и любви.
Озерные люди и дворцовая стража иногда называли Ллиэн фокусницей, и ей это нравилось. Но они не знали о королеве ничего, что выходило бы за пределы волшебных трюков, которые она показывала людям во время праздничных вечеров.
