В мотивации Василия по предоставлению приюта сыновьям хана инициатива, скорее всего, исходила не от него, а от самих Тохтамышевичей, которые не нуждались в разрешении на въезд на подвластные территории как легитимные наследники трона105
[39]. При таком раскладе роль Василия была незавидной, он оказывался как бы между молотом и наковальней — с одной стороны сыновья хана, за которыми сила традиции и легитимация исходя из правовых норм той эпохи (и вероятность прихода к власти в ближайшем будущем), с другой — властный фактический правитель Орды (порождение новой позднезолотоордынской эпохи), который не станет церемониться с ослушником в случае перевеса силы в его сторону. Однако, как это часто бывало во время ордынских походов (и не только на Русь), возникли проблемы в самой Орде, вынудившие Эдиге возвратиться в Сарай. Эдиге повернул назад, не успев взять у ослушника обязательство выплатить выход
[40] за предыдущие годы.
В данной ситуации имелся интересный нюанс, зачастую игнорируемый историками, либо рассматриваемый в отрыве от контекста той эпохи. Подойдя к Москве 1 декабря, Эдиге распустил войска по великокняжеским владениям с целью грабежа. Были взяты Коломна, Переяславль, Ростов, Дмитров, Серпухов, Нижний Новгород, Городец. Два последних города были разорены вторгшимся отдельно от основных сил ордынским отрядом, возглавляемым неким султаном (т. е. Джучидом)106. Эдиге не спешил при этом атаковать хорошо укрепленный Кремль. Некоторые исследователи объясняют причины такого поведения татар (грабеж) их «врожденной» алчностью и дикостью, когда они только и думали, как бы пограбить московские земли. Это не так.
Предпринятый Эдиге «грабеж» в рамках правовых норм XѴ в. таковым (по крайней мере в глазах татар) не воспринимался. Почему? Ситуация объясняется крайне просто, если вникать в суть ордынско-московских отношений того времени с точки зрения Орды. Василий I задолжал Орде выход за 13 лет — 91 000 руб.107 Судя по тому, что беклербек не особо рвался атаковать Кремль и заранее распустил войска по территории «русского улуса» с целью поживиться, видимо, фактический правитель Орды не особо надеялся на сговорчивость московского князя. Он понимал, что, возможно, договориться вновь не удастся и Василий не «даст ему выхода». В то же время этот «выход» ему был нужен. Он решил «собрать» его без помощи Василия, самому, для этого и распустил войска для «грабежа». Таким образом, с татарской точки зрения это был не грабеж, а сбор недостающего «выхода» силой
[41].
Вероятно, сыновья Тохтамыша оставались в Московском княжестве около трех лет. В 814 году хиджры (1411/12 год от Рождества Христова), «когда сгущались мраки междоусобиц и перепутывались звезды между обеими партиями в сумраках Дештских, вдруг, в полном величии власти Джелалиевой, появился (один) из блестящих потомков Токтамышевых» (это был Джелал ад-Дин) и выдвинул очередную претензию на трон «из стран Русских»109. Источники хранят молчание, где были «расквартированы» Джучиды в течение этих трех лет, выделялся ли им какой-либо юрт (юрты)
[42] или они находились при дворе великого князя. При этом не стоит забывать, что они были не одни, а с многочисленными семьями (в исламе было принято многоженство, и как жен, так и сыновей и дочерей у султанов было достаточно) и военными (в том числе и высшего звена, беками и уланами, которые сами были со своим окружением). Здесь трудно что-либо предположить, особенно учитывая тот факт, что в то время аристократия Степи еще не забыла кочевые традиции (как позже выходцы из оседлой Казани, например) и им попросту необходимо было пространство для вылазок на степные просторы. В то же время в более поздние периоды Москва опасалась селить выходцев из Степи близко к самой Степи, ожидая, вероятно, их измены и перехода на сторону единоверцев в случае маршей последних на Русь.
Я полагаю, в этот период (1400–1445 гг.111
[43]) юрты им не выделялись, так как, скорее всего, сами они воспринимали свое пребывание в Московском княжестве как кратковременное, мечтая поскорее вернуться в сарайские просторы. Потому они, вероятно, просто перемещались по московской территории со своими людьми, кочуя от пункта к пункту и, возможно, доставляя немало проблем местному населению своими привычками (грабежом, например, так как даже в XѴII в. жалобы подобного рода на Чингисидов поступали постоянно, например на будущего касимовского хана Арслана бин Али, не говоря уже про XѴI век, когда пребывание на московской территории бывшего казанского хана Мухаммед-Амина отмечается летописцами как весьма проблемное для крестьян).
В течение 1412 г. Тохтамышевичи преуспели в оттеснении Эдиге от властных позиций в Сарае — зимой 1412 г. Джелал ад-Дин «сяде» в Сарае. Их бывший покровитель Василий I был вынужден в августе 1412 г. совершить поездку в Сарай к «Зелени-Салтану» как к законному наследнику трона Чингис-хана112. Однако по приезде он застал на престоле уже другого сына Тохтамыша, Керим-Верди, убившего брата113. Тем не менее временно стабильность общеимперских дел была восстановлена. Это было первым путешествием в Сарай для Василия за многие годы неподчинения Орде114. Василий был, несомненно, лично хорошо знаком с сыновьями Тохтамыша, так как в юности, как и другие московские князья-наследники трона, около трех лет проживал в Орде115.
Политических фигур уровня Джелал ад-Дина и Керим-Верди, являвшихся сыновьями одного из последних могущественных ханов Улуса Джучи, мысливших себя как потенциальных правителей единой ордынской империи, мало интересовала жизнь в «русском улусе». Они обращались к московскому правителю лишь за помощью для решения своих кратковременных тактических задач. В их умах московская часть Улуса еще не имела самостоятельного политического значения и ценности, которую она приобретет для последующих «постояльцев» из Степи. Их мысли были заняты восстановлением единого имперского государства. Невнимание позднейших историков к этим фигурам не говорит об их политической «мелкоте» и никчемности — это лишь свидетельство перенесения позднейших реалий на события далекого прошлого, предмет для изучения интеллектуальной истории.
