Москва на данном этапе своего развития была включена в позднезолотоордынскую политику на позициях подчиненной стороны. Мнение ее правителей не интересовало представителей стороны коллективного сюзерена. Ее влияние на политической сцене Дешт-и Кипчака в это время едва просматривалось и было минимальным; по масштабам оно было несопоставимым с влиянием Великого княжества Литовского. Возможно, последнее и задавало образцы отношений с Ордой, в дальнейшем заимствованные и видоизмененные Москвой.
Улуг-Мухаммед бин Ичкеле-Хасан и его окружение
Касимовское ханство
К 1425 г. и Эдиге, и Василий были мертвы, и короткий период влияния Тохтамышевичей в Сарае миновал. Наступала эпоха поздней Золотой Орды. Соответственно, на сцену выходили новые политические фигуры. Одним из них был Улуг-Мухаммед, личность, которая в дальнейшем установит новый вид отношений с московским великим князем Василием II. Эти отношения приведут к первому длительному поселению Джучидов в Московии и переменам в положении джучидской аристократии Степи и Даниловичей-Рюриковичей относительно друг друга.
Когда Василий I скончался в 1425 г., на территории великого княжества развернулась кровопролитная гражданская война
[44] за наследование великокняжеского трона117
[45]. Смерть Василия I и последующая борьба за престол произошли во время возобновившейся политической неразберихи в Степи. После смерти Эдиге в 1419 г. представители двух противоборствующих ветвей династии Джучи начали многолетнюю борьбу за наследство118. К началу 1430-х гг. одному из основных претендентов на власть в Степи, Улуг-Мухаммеду, удалось на время собрать воедино под свой контроль центральные земли империи, включая Крым. Именно в это время (конец 1431 г.) двое основных претендентов на московский великоняжеский трон прибыли в ставку Улуг-Мухаммеда в надежде на поддержку своей кандидатуры верховным сюзереном119. На тот момент Улуг-Мухаммед являлся легитимным верховным правителем западной части империи, полноправным сарайским ханом и, соответственно, сюзереном «русского улуса».
Хан и его окружение не смогли найти консенсус со своими ордынскими же оппонентами в данном конфликте. Улуг-Мухаммед (фактически московский даруга Мин-Булат и поддерживавшие его беки) поддержал Василия Васильевича (Василия II), а его дядя Юрий Дмитриевич склонил на свою сторону представителя клана Ширин карачи-бека Текину (Тегине). Правда, фактически Текина не посмел выступить против хана, и таким образом Василий стал легитимным великим князем120
[46]. Конфликт между Рюриковичами всего лишь затих, но не прекратился, как, видимо, и конфликт между ордынскими силовыми группировками.
Раскол в лагере Улуг-Мухаммеда ярко демонстрирует нам шаткость личных позиций хана во властных реалиях Степи того времени. Примерно к 1435 г. власть Улуг-Мухаммеда была серьезно оспариваема другим претендентом на единую власть, Кучук-Мухаммедом бин Тимуром. Среди позиций, по которым данный Джучид соперничал с Улуг-Мухаммедом, было и московское наследство. Возможно, Кучук-Мухаммед решил поддержать сыновей Юрия Дмитриевича (умершего в 1434 г.) в конфликте с Василием.
В 1437 г. Кучук-Мухаммеду удалось выдворить Улуг-Мухаммеда за пределы степной зоны Дешт-и Кипчака. Князь Айдар, являвшийся представителем клана Кунграт (зять Улуг-Мухаммеда), увел три своих тумена на левый берег Волги, покинув Улуг-Мухаммеда. Последний также вошел во временный конфликт с кланом Ширин (отголоски ситуации 1432 г. по поводу московского княжения, когда хан отдал приказ в случае неповиновения убить карачи-бека Текину [«Тегиня»]). Представители клана Мангыт в определенный момент тоже сочли, что Улуг-Мухаммед им более не нужен121
[47]. Таким образом, Улуг-Мухаммед лишился поддержки клановой знати Улуса Джучи, без которой правление было невозможно. Мангыты выбрали своим ханом Кучук-Мухаммеда, сместив Улуг-Мухаммеда
[48].
Это был не первый раз, когда Улуг-Мухаммеду приходилось искать убежища на периферии. В 1420-х гг. он скрывался в Крыму, а также у Витовта в Великом княжестве Литовском. Но к 1437 г. Крым контролировался его противниками, а его давний союзник — великий князь литовский Витовт был мертв. Осажденный хан и его сторонники решили двинуться на север, в верхнеокские земли, имевшие гибкую подчиненность Крымскому улусу Золотой Орды, Великому княжеству Литовскому и Великому княжеству Московскому123, к крепости Белев.
Судя по Архангелогородскому летописцу, Улуг-Мухаммед «против города (Белева. — Комментарий Р. А. Беспалова.) сел в острозе». По Софийской II летописи, хан «постави себе город на реце на Белеве, от хврастиа себе исплет, и снегом посыпа и водою поли, и смерзеся крепко, и хоте ту зимовати»124. Таким образом, он не занял город Белев, а построил крепость отдельно, на другой стороне речки Белевы125.
Вероятно, в намерение Улуг-Мухаммеда входил сбор сил для дальнейшей борьбы за сарайский престол. При этом именно из рук Улуг-Мухаммеда великий князь московский Василий II получил ярлык
[49] на правление в Москве (в 1432 г.). Поэтому вероятным представляется, что как максимум изгнанный Чингисид вправе был рассчитывать на гостеприимство и союзничество, а как минимум — на нейтралитет Василия II как сюзерена территорий, на которых находилась построенная им ледяная крепость. Однако Василий, видимо, решил показать преданность новому сарайскому хану Кучук-Мухаммеду и попытался восстать против своего прежнего сюзерена. Василий отказал Улуг-Мухаммеду в поддержке и направил в Белев крупное войско во главе с сыновьями своего дяди Юрия Дмитриевича — Дмитрием Шемякой и Дмитрием Красным. В поход были посланы также и московские полки126. Московское войско, судя по данным летописцев, намного превосходило татарское по численности127
[50].
