Запрос Япанчи также отличался от запроса Менгли-Гирея тем, что он конкретно указал ту территорию, которую хотел бы получить во владение.
Еще одно конкретное указание на место мы можем найти в письме Менгли-Гирея 1492 г. В этом письме хан просил от имени султана Магамеда (Мухаммед бин Мустафа, Маамед), которого предполагалось направить в Московское княжество в обмен на «отпуск» в Крым его старшего брата, султана Мамишека (Мухаммед-Шейх бин Мустафа) (последний попал в московский плен, оказавшись в руках казаков в 1489 г.):
Коширу, что за братом за моим за Нурдовлатом за царем было, и которые села были дашь ему, ехавши бы у тебя жил352
[100].
Другой пример можно привести из переговоров об условиях освобождения Абд ал-Латифа в 1508 г., когда крымцы вновь настаивали на Кашире, ресурсы которой они находили почему-то весьма привлекательными353. Все это говорит о том, что крымцы были не только хорошо осведомлены о московских территориях, распределяемых великим князем, но и об относительной полезности данных территорий.
Не только крымцы воспринимали Московское княжество как источник юртов, которые можно попросить для себя и своих людей, а великого князя — как их распределителя. Начиная с первого десятилетия XѴI в. Чингисиды других ветвей начали обращаться к московскому правителю с подобными просьбами354.
Одна из таких просьб исходила от султана Аккурта355, Джучида шибанидской линии Западной Сибири. В 1508 г. сын султана, Ак-Даулет, прибыл в Москву с письмом от отца. Оно начиналось с запроса, чтобы Василий III признал Аккурта «другом и братом», и поручительством, что последний (в случае удовлетворения запроса) будет сечь недругов Василия «саблею»356. По мере переговоров выяснилось, что Аккурт заинтересован в переезде в Московское государство. Перед этим, однако, он хотел каких-либо гарантий. Его послы просили, чтобы Василий предоставил ему один из двух юртов — Казань или Мещерский Городок (Касимов). Эти территории были уже заняты — Казань «другом» Василия III Мухаммед-Амином, а Касимов — Джанаем бин Нур-Даулетом (касимовским султаном), о чем и проинформировали татар московские представители. Сибирские татары попросили взамен «Андреев Городок каменный»357. Эта территория уже также принадлежала Джанаю, вместе с Касимовом, сообщили москвичи. Татары отбыли с дарами, но без каких-либо конкретных обязательств со стороны Москвы358. Тем не менее сын султана Ак-Даулет, просивший для него юрт, вскоре все же прибудет в Московское государство для поселения и будет сражаться под знаменами великого князя в течение 1530-х гг.359 Некоторое время он распоряжался волостью
[101] Сурожиком Московского уезда
[102], выдавая жалованные грамоты как суверен (1529/30 г.)360. Сурожик находился рядом со Звенигородом.
Что можно сказать про города, которые просили себе выезжающие из Степи династы и которые им же предлагали московские официальные лица, курирующие татарские дела? Первоначально выходцам из татарских ханств поступали в управление города на южной окраине государства — основанный в середине XѴ в. Городец (Городок Мещерский), названный позднее по имени первого правителя Касимовского ханства Касима — Касимовом, также Кашира. Возможно, предоставление именно этих городов ордынским выходцам объясняется, с московской стороны, нуждами обороны южных границ, защитным рубежом которых служила река Ока, а центрами обороны выступали города Калуга, Таруса, Серпухов, Кашира, Коломна, Мещерский городок и расположенный на правом берегу Оки Алексин361. Вторым после Касимова центром, для защиты которого использовались большеордынские и крымские выходцы, на западной части южного оборонительного пояса была Кашира. Тем, кому в Москве не очень доверяли, давали в кормление
[103] города в центре страны. Важно отметить, что в первой половине XѴI в. татарские султаны и бывшие ханы в основном рассматривали свое пребывание на «кормлении» как временное, за которым должно было последовать получение ими престола в Казани или даже какая-нибудь более завидная судьба в Крыму362.
Для чего Москве была нужна система городов, где либо постоянно (как в Касимове), либо периодически (как в других подобных пунктах) «сидели» татары? Отвечая на данный вопрос, важно осознать, что прибывавших из Степи представителей татарского мира нужно было как-то встраивать в структуру московского общества и существующей политической системы. Однако неразвитость бюрократического аппарата Московского государства, постоянно ведущиеся им войны, отнимавшие много времени и сил, а также недолговременность пребывания многих представителей татарской элиты в московских владениях не являлись теми факторами, которые форсировали решение данного вопроса. Думаю, сказывался также и длительный, тесный опыт общения первых лиц Москвы с татарским миром на протяжении ХІІІ-ХѴ вв., когда некоторые потенциальные наследники престола по нескольку лет проводили в ордынских кочевых ставках, изучая практики татар. Поэтому, не исключено, решение пришло именно отсюда. Вместо попыток интегрировать мусульманскую элиту в московскую социальную систему Москва воспроизвела степной институт — юрт — на территории самого Московского государства.
Уже имелся опыт Касимова, который постоянно принимал Чингисидов. В Мещерском юрте татары жили несколько параллельно существующей в Московском государстве политической структуре, в то же время не являясь полностью независимыми от воли и решений верховного сюзерена — московского великого князя. Видимо, было решено использовать существующие наработки. Поэтому схемы, уже задействованные в Касимовском ханстве, решили распространить на некоторые другие города Московского государства. Важным пунктом изменений стало добровольное предложение Москвой данных городов татарам как мест для их проживания. Это знаменовало плавный переход от статуса зависимого, подчиненного члена позднезолотоордынской системы к статусу фактического сюзерена. Существенным моментом этого перехода, на мой взгляд, было и то, что данную практику Москва наиболее активно стала применять с выезжавшими из Казани и Астрахани. Почему? Постараемся разобраться в этом вопросе.
