И ты б, Тахтамыш-салтан, поехал к нам по сеи нашей грамоте. А мы тебя в своей земле юртом добрым устроим и в великой любви себе учиним. И почесть тебе у себя учиним свыше иных царевичев (выделено мной. — Б. Р.). А которое слово о любви молвили есмя, и то слово иноко не будет. Одноконечно бы еси к нам ехал безо всякого сумненья. А ся тебе наша грамота и опасная543.
Можно предположить, что отсутствие упоминания о службе связано с очевидными усилиями Ивана оказать почтение потенциальному иммигранту. Москва могла понимать, что Тохтамыш, вероятно, не пожелал бы приезжать «на службу» в Московское государство. В отличие от Касбулата, он был представителем поколения Касима и Аккубека, астраханских ханов 1520–1540-х гг. Оба были его кузенами. Согласно письму, он был вторым кузеном Шах-Али. Таким образом, он был Джучидом старшего поколения, которое еще помнило времена татарского превосходства, и разговаривать с ним в безапелляционном тоне Москве не пристало544. Другим показателем высокого положения являлось то, что, когда бий ногаев Исмаил собирался восстановить джучидское ханство в Астрахани в 1557 г., он написал запрос в Москву с просьбой прислать ему Тохтамыша как кандидата на трон545. Как повествуют московские летописи, Тохтамыш принял приглашение Москвы и выехал в Московское государство в 1556 г.:
Тогож месяца (декабря 7065. — Б. Р.) пришол из Нагаи царевич Тахтамыш, а царю Шигалею брат, а был много лет в Крыме и хотели его на царство, а Девлет Кирея убита хотели; и царь сведал, от того уберегся, и Тахтамыш в Нагаи выбежал к Исмаилю-князю, и Исмаиль его отпустил служити Царю и великому князю, а с ним прислал посла своего Бихчюру546.
К середине XѴI в. Москва начала, по крайней мере выборочно, упоминать о «службе» в своих приглашениях к Джучидам, еще находившимся в Степи. В последние десятилетия XѴI в. это упоминание стало звучать все более явно. В своих отношениях с сибирским ханом Кучумом Москва уже полностью игнорировала претензии на равенство, приняв позицию превосходства. Военные захваты московским великим князем и царем Иваном IѴ исконно татарских государств — Казани и Астрахани — в 1552–1556 гг. фактически разрушили прежде исправно работавшую систему, где татарская сторона по праву коллективного сюзерена занимала превосходящие позиции. Весь позднезолотоордынский мир изменился. Это не замедлило сказаться на положении такого чувствительного к внешнеполитическим событиям организма, как Касимовское ханство.
Изменение статуса Касимовского ханства в 1567 г.
Когда в 1567 г. скончался касимовский хан Шах-Али, необходимо было назначить нового правителя в Мещеру.
Иван Грозный предпринял интересный дипломатический маневр. В грамоте к крымскому хану Даулет-Гирею бин Мубарек-Гирею, отправленной в январе 1568 г., он предложил ему отпустить одного из своих младших сыновей на «мусульманский юрт» в Касимов547. Грамота была озвучена 11 апреля, а на следующий день, 12 апреля, к московским послам явился князь Сулеш и заявил, что хан выразил согласие отправить сына или внука в Касимов548. Однако когда в середине июня 1568 г. московское посольство прибыло в Перекоп, стало известно о новом решении Даулет-Гирея. Князь Сулеш объявил о несогласии Даулет-Гирея «отпустить царевича на Касимов»549. При этом от себя князь добавил, что теперь хан может рассматривать вопрос только об отправлении царевича «на Астрохань»550.
Предложение Ивана IѴ о Касимове для Крыма в итоге так и осталось нереализованным. В обстановке серьезных претензий Крыма к Москве после взятия Казани и Астрахани царь и великий князь согласился на передачу трона Касимовского ханства крымскому выходцу, на что категорически не соглашался в 1510-х гг.551 Касимов пытались сделать разменной монетой московского внешнеполитического ведомства, однако в силу обстоятельств он пока ей не стал.
После того как московскими юртами стали и Казань, и Астрахань, особой необходимости в Касимовском ханстве, которое использовалось в том числе и для того, чтобы предъявлять претензии на наследие Саина, уже не было. Стала практически ненужной его функция как буферной фронтирной зоны на восточных окраинах Московского государства. Поэтому, видимо, московское руководство решило свести его статус до уровня «внутренних московских юртов», таких как Кашира, Серпухов, Звенигород и других, которыми оно распоряжалось абсолютно свободно, по своему усмотрению. Владея такими важными позднезолотоордынскими государствами, как Казань и Астрахань, Москва могла позволить себе посадить в Мещере представителей недружественного на тот момент государства, так как ценность Касимова резко снизилась после событий середины XѴI в. Однако Крым сам отказался от московского предложения.
В этом контексте Москва нашла другой способ использовать Касимов как средство для повышения своего собственного статуса в стремительно меняющемся позднезолотоордынском мире.
На должность касимовского владельца был назначен султан Саин-Булат, сына султана Бекбулата, осевшего в Московском государстве около 1560 г. Как заметил в своем исследовании В. В. Вельяминов-Зернов, после назначения в Касимов титул этого султана («царевича») поднялся до титула «хана» («царя»). Это весьма показательно, так как правление в Мещере до этого момента само по себе не давало права на «царский» («ханский») титул
[139]. Никто из тех, кто до назначения в Касимов не правил в каком-либо традиционном ханстве за пределами Московского государства (то есть в Крыму, Казани, Астрахани, Большой Орде), не имел титула «хана» («царя»); они так и оставались «султанами» («царевичами»). Саин-Булат же получил титул «царя» («хана») только по факту правления в Касимове553. Почему это произошло и о чем свидетельствует данный факт?
До взятия татарских ханств в середине XѴI в. Москва не могла себе позволить самой назначать ханов даже в полунезависимом татарском владении, каковым являлось Касимовское ханство. У нее попросту не было на это правовых полномочий. Хотя не исключено, что в татарском мире наименование правителя Касимова, до занятия этого трона не правившего ни в одном из независимых татарских ханств, и звучало как «хан»554
[140], московские источники всегда именовали таковых только «царевичами» («султанами»), подчеркивая «неполноценность» юрта в Мещере, находящегося в вассальной зависимости от Москвы. В противном случае получалось бы, что правители более низкого ранга (Москва) облачают инсигниями власти правителей формально более высокого ранга (татарское ханство — Касимов). Это означало бы самовозведение московской династии на принципиально более высокий уровень — действие, на которое у Москвы до определенного момента не хватало легитимации.
