В целом ситуация с «посажением» Мурад-Гирея в Астрахани не являлась уникальной и новой для московского внешнеполитического ведомства. Выехавший из позднезолотоордынского государства султан, имевший права на его престол, сажается Москвой на имевшееся «в наличии» свободное место, чтобы при удобном случае угрожать тому юрту, откуда он выехал, а то и пытаться усадить его на крымский трон. Также на Мурад-Гирея возлагались и другие внешнеполитические надежды.
Для нас здесь важна эволюция статуса Астрахани в московском понимании: из столицы независимого Чингисидского государства она превратилась в город, которым можно «жаловать» того, кого Москва сочтет необходимым, как это делали в период 1490–1590-х гг. с городами, расположенными в центральных уездах Московии (Кашира, Звенигород, Юрьев-Польский, Серпухов и др.). Не только собственные «внутренние юрты», не только Касимов, который потерял остатки своей автономии, но после середины XѴI в. уже и «тронное владение», каким после разгрома большеордынской ставки стала Астрахань, стали полной собственностью Москвы, по крайней мере в ее глазах.
Право военного захвата многое объясняло и позволяло в средневековом мире Степи. Однако еще не все татарские государства были «под рукою» московского царя. Поэтому вскоре данную, уже апробированную, модель политической «эволюции» Москва применила в отношении целого государства, бывшего формально еще независимым, а именно в отношении Сибирского юрта. При взаимодействии с сибирским ханом Кучумом бин Муртазой бин Ибрагимом (Ибаком) Москва уже полностью игнорировала претензии на равенство, приняв позицию превосходства. Не вдаваясь в фактографические детали, заострим внимание на принципиально важных для нас моментах.
В 1593–1594 гг. хан Кучум написал московскому царю Федору Ивановичу письмо, которое, к сожалению, не сохранилось. Два более поздних письма из Москвы Кучуму, впрочем, немного пересказывают его содержание. Кучум, очевидно, просил Москву «отдать» ему его юрт, освободить его племянника и вновь определить его в «царское жалованье под царскую высокую руку»600. Федор Иванович был готов даровать эти блага, по крайней мере частично:
Хотели тебя пожаловати, устроити на Сибирской земле царем, как было тебе быти в нашем царском жалованье вперед крепку и неподвижну601.
Примерно около 1597 г. Кучум написал свое второе письмо в Москву, вновь «прося» себе ханства, в этот раз уже конкретно указывая прибрежные территории Иртыша как желаемую местность. Его просьба вызвала к жизни два ответа из Москвы: один от Федора Ивановича, второй от его собственного сына султана Абу-л-Хайра. Судя по многочисленным текстуальным сходствам в письмах, похоже, что Абу-л-Хайр писал под диктовку официальных лиц Посольского приказа602.
В письме Абу-л-Хайр выражал надежду:
Ваше (Кучума. — Б. Р.), чаем, царево величество ныне похочет быть под великого государя, его царского величества рукою603.
Он уговаривал отца приехать в Московское государство «быти при царском величестве, при его пресветлых очех», где он получит полную благосклонность — города, земли и деньги — в полном соответствии с его статусом604. Чтобы уверить хана в том, что отношение к нему в Московском государстве будет адекватным, Абу-л-Хайр подчеркивал, что у великого князя и царя уже находится на службе множество ханов и султанов:
А у великого государя царя и великого князя Федора Ивановича всеа Русии Самодержца, у его царского величества служат многие цари и царевичи… и изо м[ногих] государств государские дети, и те все в [его?] жалованье живут без оскуденья605.
Если же Кучум все же решит вернуться в свой юрт в Сибири, то тогда Федор Иванович «своим царским жалованьем пожалует, [в Сиб]ирской земле царем велит быти»606.
Письмо московского царя было во многом идентично письму Абу-л-Хайра. В самом начале письма Федор Иванович делал сомнительное с точки зрения соответствия исторической истине заявление, что Сибирь издавна являлась «вотчиной» великих князей, начиная с XѴ в.:
Из давных лет Сибирское государство была вотчина прародителей наших… как еще на Сибирском государстве был дед твой Ибак царь, и з Сибирские земли всякую дань давали нашим прародителем великим государем царем607
[145].
Москва заявляла, что Сибирь изначально подчинялась великим князьям. Эта претензия была отражена также и в титуле царя:
Всея Сибирские земли и северные страны повелитель и государь608
[146].
Федор Иванович завершал свое письмо к хану-«отступнику» декларацией того, что, если последний желает «служить» московскому царю, он волен приезжать в Московское государство:
Объявляем, чтоб ты, Кучюм-царь, ехал к нашему царскому величеству, будет похочешь нашему царскому величеству служите… и наши царские прес[ветлые] очи видешь609.
Письмо Федора было заявлено как «повеленье» (возможно, на тюркский оно было переведено как «ярлык»)610. Потенциальная «служба» Кучума была отмечена безо всяких витиеватостей, так же как и «служба» Москве других ханов и султанов.
В итоге, к 1590-м гг. Сибирь фактически не являлась более юртом Кучума, но скорее была московским владением. К этому моменту Москва приобрела как военную силу, так и дипломатические возможности «сделать его ханом в его бывшем юрте».
Взятие на себя права назначать хана в Сибири несколько напоминает прежние претензии московских князей на Казань, когда они присваивали себе право на «посажение» ханов в одном из традиционных татарских юртов. Однако до 1552 г. московские правители, беря на себя роль сюзеренов Казани, никогда не претендовали на саму Казань как на свою собственность. Только после военного захвата Казанское ханство стало частью их государства, и назначение ханов в нем было прекращено. То, что Федор Иванович предлагал в Сибири, было несколько иным. Предлагая Кучуму сделать его ханом в Сибирском юрте, Федор в действительности назначал Джучида на ханство в пределах своего собственного владения, как он полагал611. Не захватив еще Сибирское ханство «саблею» полностью, он уже мыслил Сибирь как свою. То, что вначале осторожно проделали со статусом Касимовского ханства и развили в случае с Астраханью, получило свое логическое завершение на примере Сибирского ханства. Полноценный, бывший еще формально независимым автономный татарский юрт, ханство, в понимании Москвы превратился в ее собственность. Таков был логический итог эволюции положения Москвы в позднезолотоордынском мире к концу XѴI века.
