В контексте темы важна эволюция статуса Астрахани в московском понимании: из столицы независимого Чингисидского государства она превратилась в город, которым можно «жаловать» того, кого Москва сочтет необходимым, как это делали в период 1490–1590-х гг. с городами, расположенными в центральных уездах Московии (Кашира, Звенигород, Юрьев-Польский, Серпухов и др.). Более того, вскоре данную, уже апробированную, модель политической эволюции Москва применила в отношении целого государства, а именно в отношении Сибирского юрта, бывшего формально еще независимым.
Начиная с 1570-х гг. Москва старалась показать явное превосходство великого князя и царя перед последним сибирским ханом Кучумом бин Муртазой бин Ибрагимом (Ибаком). Это становится ясно, в частности, из употребления терминов «ярлык» и «жалованная грамота» по отношению к документам, исходящим к Кучуму от Ивана IѴ и Федора Ивановича; из финансовых обязательств Кучума по отношению к Ивану IѴ, позиционированных как «дань»; из оформления взаимоотношений сибирского хана и московского правителя как отношений «послушания» Кучума Ивану IѴ — первый был «под высокой рукою» последнего.
В понимании Москвы и ее правителей, к 1590-м гг. Сибирь более не являлась юртом Кучума, но скорее была московским владением. Это явно прослеживается из переписки между последним сибирским ханом и московским царем Федором Ивановичем. К этому моменту Москва приобрела как реальную силу, так и титулярную возможность «сделать» его ханом в его бывшем юрте.
Предлагая Кучуму сделать его ханом в Сибирском юрте, Федор Иванович назначал Джучида на ханство в пределах своего собственного владения, как он полагал. Не захватив окончательно Сибирское ханство «саблею», он уже мыслил Сибирь как свою. То, что вначале осторожно проделали со статусом Касимовского ханства, а затем развили в случае с Астраханью, получило свое логическое завершение на примере Сибирского ханства. Полноценный, бывший еще формально независимым автономный татарский юрт, ханство, в понимании Москвы превратился в ее собственность.
Восприятие великокняжеской администрацией статуса московских «юртов», то есть владений, расположенных на территории Московского великого княжества-государства и принадлежавших высшей прослойке элиты позднезолотоордынского мира, прошло за период ХѴ-ХѴІ вв. длительную эволюцию. Из полунезависимых татарских государств под патронажем Москвы они превращались в средство материального содержания выезжих Чингисидов, а позже в московские «юрты» эволюционировали уже целые ханства, ставшие разменными монетами московского внешнеполитического ведомства: в течение двух веков между Москвой и татарским миром происходили драматические изменения. Некоторые современники в Степи оценивали головокружительное восхождение московского правящего дома как свидетельство того, что фортуна отвернулась от Чингисидов — пришел век новой династии:
В наших де и в бусурманских книгах пишетца, что те лета пришли, что русского царя Ивана лета пришли, рука ево над бусурманы высока613
[147].
ГЛАВА ВТОРАЯ
ТАТАРСКИЕ АНКЛАВЫ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ МЕЖДУ МОСКВОЙ И СТЕПЬЮ
Как мы видели на материале главы 1, история взаимоотношений Москвы и татарского мира была весьма неоднозначной, и далеко не всегда ее можно свести к постоянным военным конфликтам. Вектор прагматического сотрудничества в этих отношениях явно присутствовал, и вариации этой кооперации были многообразны. Одной из форм ее были выезды татарской элиты в Московское государство, а незапланированным плодом этих выездов был институт «юртов» — «русско-татарских» городов, которые выступали как место постоянного или временного проживания и средство материального содержания выехавшего из Степи династа. Юрт был уникален тем, что позволял встраивать выезжающих из позднезолотоордынских государств татар в московское общество и государство, не меняя ничего в их структуре. Это было удобно и практично.
Несмотря на незапланированность и в некотором роде чужеродность данного института (его родиной была татарская Степь), он стал важным связующим звеном между татарским кочевым и московским оседлым мирами, точкой взаимосвязи их политических культур. Юрт вводил выезжих династов во внутреннюю политику Московского государства, так как они фактически начинали проживать на его территории, и в то же время он представлял Москву на внешнеполитической сцене, так как служил местом свободного отъезда и приезда татарской знати, иногда «тронным местом», неким аналогом «настоящих» татарских государств. В целом этот институт являлся одним из инструментов, включавших само Московское государство в позднезолотоордынский мир и его политическую культуру. Он был одним из «ворот», которые вводили Москву в татарскую Степь.
Данная глава штрихами обозначит то положение, которое юрты занимали во внутренней структуре Московского государства, их роль во внешней политике Москвы, а также те горизонты, на которые автора вывело изучение истории выезда и проживания на территории Московии представителей татарской элиты.
Параграф первый
ПОЛОЖЕНИЕ ТАТАРСКИХ «МЕСТ» В СТРУКТУРЕ МОСКОВСКОГО ГОСУДАРСТВА
Параграф представит читателю обзорный список городов, которые жаловались представителям татарского мира по приезду в Московское государство, позволит построить гипотетическую схему, согласно которой, по мнению автора, происходило военное, финансовое и административное управление этими городами выезжей татарской элитой
[148], и в итоге обрисует неоднозначность их политического положения в «русском улусе», прослеживаемую даже по московским источникам.
Населенные пункты, жалуемые выезжей татарской знати
Список городов и дворцовых волостей, жалуемых выезжей татарской элите, достаточно обширен615
[149]. Пожалование городов в военное, финансовое и административное управление
[150], позже трансформировавшееся в пожалование доходами с городов
[151], было наиболее престижной формой содержания Чингисидов и представителей бекских (княжеских) родов позднезолотоордынского общества, выезжавших в Московское государство. Но ее получали далеко не все или же не сразу618.
