По своему географическому положению Великое княжество Рязанское находилось ближе всего к Степи. В этой связи контакты Рязани и Орды были весьма интенсивными, причем зачастую недружественными — земля подвергалась многочисленным грабительским набегам татар. Неспроста московские летописцы иногда описывают рязанцев как диких и буйных, практически уподобившихся самим ордынцам. Но были и контакты иного рода, так как именно смежные земли Рязани и Москвы (Мещера) в дальнейшем послужили базой для формирования такого длительного форпоста Джучидов, как Касимовское ханство. Видимо, в том числе из-за географического положения, ордынские представители рассматривали рязанские земли как удобный во многих отношениях территориальный «опочив». Причем корни такого отношения к данной территории имеют давнюю историю, захватывающую еще XIII в. Проследим их.
Летом 1400 г. объединенные войска князей Олега Рязанского, Ивана Пронского и Тита Козельского совершили поход на Червленый Яр — междуречье Дона и Хопра816. Как отмечает Ю. В. Селезнев, «в середине XIII в. данные земли оказались под властью монголо-татар в составе Джучиева улуса (выделено мной. — Б. Р.)». Он пишет, что «Червленый Яр необходимо рассматривать как составную частъ Ордынских земель» — улус, появление которого можно отнести к 1240–1250-м гг., то есть ко времени образования Золотой Орды и учреждения других улусов. По сведениям московских летописей, в конце XIѴ в. здесь кочевал султан Махмуд (Мамат-салтан, Мам'уд) (второй сын Ак-Суфи, старшего сына Сунджек-оглана, второго сына Тунки [Туки], второго сына Бадакула, старшего сына Джучи-Буки, второго сына Бахадура, второго сына Шибана, пятого сына хана Джучи)817, в подчинении у которого находились беки (князья)818. Вероятно, он и являлся главой данной территории. По ордынской социально-политической иерархии, султан являлся темником (владельцем 10 000-го войска), а князь (бек) — тысячником (мог выставить 1000-й контингент). Таким образом, территория Червленого Яра в конце XIѴ в. представляла собой улус-«тумен».
В то же время, по данным археологических исследований М. В. Цыбина, в ХІІІ-ХІѴ вв. территорию Червлёного Яра осваивали как татары (половцы?), так и русские.
Причём разноплановая направленность хозяйственной деятельности древнерусского населения и половцев позволяла им сосуществовать в одном районе819.
Таким образом, улус состоял из представителей как кочевого (татарского = половецкого), так и оседлого (русского) населения. При этом ордынская администрация среднего звена (баскаки и сотники), по данным грамот митрополитов, была представлена православными — видимо, русскими — людьми. В то же время высшие командные и административные должности (темники и тысячники), вероятно, занимали татары, которые являлись мусульманами (о них нет упоминаний в грамотах). Такое положение дел подтверждается наличием на территории междуречья Дона и Хопра памятников с мусульманским погребальным обрядом820.
Итак, в XIѴ в. Червленый Яр был улусом-«туменом», который состоял как из русского, так и из татарского населения. На мой взгляд, его не стоит рассматривать как чисто ордынскую административно-территориальную единицу. Наличие среди администрации среднего звена русского населения говорит об обратном. Вероятно, эта территория была смежной ордынско-рязанской совместно управляемой единицей, каковой впоследствии стало и Касимовское ханство.
Червленый Яр располагался на смежных землях сюзерена (Орда) и вассала (Рязань). Мещера (Касимовское ханство) также располагалась на смежных землях сюзерена (Москва) и вассала (Рязань). Рязань, в силу своей географической расположенности, была изначально, еще с 1240-х гг., активно вовлечена в ордынско-московскую систему взаимосвязей
[183]. Как видим, на территории княжества в начале XѴ в. присутствовали Джучиды. Таким образом, на протяжении XѴ в. просто произошла смена верховного сюзерена (вместо Орды покровителем Джучидов стала Москва), а поселения Джучидов, в том числе и в силу исторической традиции, на данных землях сохранились. Я не вижу алогичности в факте похода московских князей на эти земли в 1400 г. — Орда могла использовать данные территории как свой форпост на Западе, а Рязань, соответственно, могла данный форпост «утихомиривать», когда он проявлял чрезмерную активность. При этом страдало и русское население улуса.
Район Нижнего Новгорода, также близкий к Орде географически, тоже имел ряд особенностей во взаимоотношениях с ней. Летописи содержат данные о том, что после изгнания из Сарая хан Улуг-Мухаммед бин Ичкеле-Хасан находился в Нижнем Новгороде восемь месяцев (1444–1445 гг.)822. Улуг-Мухаммед восстановил Нижегородско-Суздальское княжество во главе с вставшими на его сторону представителями суздальских Рюриковичей — Василием и Федором Юрьевичами Шуйскими823. Произошедшие события сделали реальным отрыв Нижегородского края от процесса образования Московского государства и ставили под удар само его возникновение. Не исключено, что, формируя в Поволжье свой временный форпост (который в дальнейшем стал Казанским ханством), Улуг-Мухаммед, по-видимому, рассчитывал на нижегородские земли, то есть на полный контроль над всей Средней Волгой и низовьями Оки824 до момента восстановления своей власти в Сарае.
После возвращения к власти Василия II в октябре 1445 г. казанские ханы, вероятно, считали своим законным правом выдавать ярлыки на Нижний Новгород. Обращает на себя внимание и то, что вплоть до конца 60-х гг. XѴ в. Нижегородский край исчезает из письменных источников825. Мы не находим упоминания его в летописях. За вторую половину 40-х — 50-е гг. XѴ в. известны только три великокняжеских акта, точно относящихся к этому времени, на нижегородские земли. Все они касаются владений на самом западе края, в районе Гороховца826. Поэтому вполне возможно, что территории к востоку, юго-востоку и югу от Нижнего Новгорода Василий II после 1445 г. не вполне контролировал.
Таким образом, пограничная территория будущего Московского государства — Нижний Новгород — в мыслях Улуг-Мухаммеда практически изымалась из конгломерата русских княжеств и непосредственно инкорпорировалась в Степные районы. Хотя это всего лишь предположения, составленные на основании летописных текстов (мы не можем знать, что на самом деле думал хан), они органично вписываются в предложенную концепцию фронтирных зон северо-восточных русских княжеств — смежных русско-татарских территорий, расположенных неподалеку от Степной зоны.
Можно осторожно суммировать, что во взаимоотношениях северо-восточных русских княжеств и Степи значительную роль играл географический фактор — чем ближе к Степи, тем более интенсивно данная территория была вовлечена в мир Дешт-и-Кипчака. Возможно, именно поэтому в Литве поселения татар не привели к появлению государственных образований (юртов). Данные земли далеко отстояли от Дешт-и-Кипчака (еще дальше, чем Москва), и источники не сохранили данных о проживании на них тюркского населения до приезда Джучидов827
[184], так как рядовые переселенцы просто не доезжали до них828. Москва же вовлекалась в мир Степи в том числе и через свои фронтирные зоны — прежде всего Рязань, а также Нижний Новгород, которые позднее стали неотъемлемой частью Московского государства, но и до этого были тесно вплетены в паутину московской политики.
