В целом можно отметить, что географически не очень обширные земли, соседствующие с более крупными державами, часто имели своеобразную систему внешнего подчинения, характеризующуюся элементами подчиненности сразу нескольким влиятельным игрокам политической сцены829.
Мещера как ареал двойной юрисдикции Москвы и Крыма
Апофеозом фронтирных территорий стало образование в первой половине XѴ в. Касимовского ханства, или, как оно называется в дипломатической переписке, «Мещеры», «Мещерского юрта». Неудивительно, что оно возникло именно на смежных территориях Рязанского и Московского княжеств, граничивших с землями Орды. Мещеру отличает ряд особенностей, которые нехарактерны для других частей Московского княжества.
Мещерский Городок и прилегающая к нему территория (будущее Касимовское ханство) располагались в той части Рязанского княжества, которая носила название «Мещерские места», «Мещера». Ее статус в договорных грамотах оговаривался особо:
…А что Мещерскаа места, что будет покупил князь велики, дед твои, Олег Иванович (великий князь рязанский в 13 501 402 гг. — Б. Р.), или отец твои, князь Велики Федор Олгович (великий князь рязанский в 1402–1427 гг. — Б. Р.), или вы (великий князь рязанский Иван Федорович, 1427–1456 гг. — Б. Р.), или ваши бояре, и в та места тебе, великому князю Ивану, не вступатися, ни твоим бояром, знати ти свое серебро и твоим бояром830.
Как видим, несмотря на то что «Мещерские места» в свое время были приобретены рязанскими князьями, к моменту договора (1447 г.) эти места являлись собственностью московского великого князя. При этом подчиненность местного населения верховному сюзерену — московскому великому князю — была еще далека от завершения:
Если князи мещерские (предводители местных племен — мещеры и мордвы. — Б. Р.) не учнут мне, великому князю (Василию II. — Б. Р.) правити, и тебе (рязанскому великому князю Ивану Федоровичу. — Б. Р.) их не приимати, ни в вотчине своей их не держати, ни твоим бояром, а добывати ти их мне без хитрости по тому целованью831.
Таким образом, «Мещерские места» являлись «вотчиной» московского великого князя832. Об этом говорят и договорная грамота Василия II с польским королем и великим князем литовским Казимиром IѴ (1449 г.)833, а также договорная грамота Ивана III с великим князем литовским Александром Казимировичем (Ягеллончиком)834. Подтверждают это и более ранние документы835, самый первый из которых относился к 1382 г.836.
Однако ряд данных дипломатической переписки Москвы с Крымом говорит нам об индикаторах включенности Мещеры в мир позднезолотоордынских государств, позволяющих увидеть по сути двойную юрисдикцию этих земель. Покажу это на примерах последовательного ряда фактов.
Дипломатические источники содержат информацию о том, что татарское население Мещеры (Касимовского ханства), в лице прежде всего представителей крупных мусульманских феодальных кланов со своими людьми, до ликвидации ближайших татарских ханств и упрочения границ Московского государства обладало правом свободного отъезда. При этом ясачное население оставалось на месте — им, по всей видимости, распоряжался верховный сюзерен в лице московского великого князя837.
Когда в 1474 г. разбиралось обычное для Средневековья дело о «грабеже» московских купцов на территории Кафы, кафинцы предъявляли ответные претензии о таком же «грабеже» на территории Московии — «что их пограбили царевичевы казаки (касимовские казаки. — Б. Р.)». Великий князь Иван III отвечал:
Ино яз к вам и первее сего приказывал, царевич (имеется в виду второй правитель Касимова Данияр бин Касим (1469–1486 гг.). — Б. Р.) великого царя род Тахтамышев, а уланов и князей и казаков у него много; как к нему приежжают люди многие на службу, так от него отъежжают люди многие (выделено мной. — Б. Р.); и нам почему ведати, хто будет ваших купцов пограбил? А у нас тот грабеж не бывал838.
В этих строчках явно проступают элементы автономности Мещеры — великий князь дает понять кафинцам, что не несет ответственности за то, что происходит на территории юрта. Вряд ли можно представить себе, чтобы так же московский правитель мог говорить о происходящем на территории русского удельного княжества. Видна здесь и включенность данной территории в мир степной политики через взаимный отъезд и приезд татарской знати: совершенно беспрепятственно, без предварительного согласования с верховным сюзереном данной территории — московским великим князем, татарская феодальная элита перемещалась из татарских независимых позднезолотоордынских государств (Крыма, Казани, Ногайской Орды, возможно, и других юртов) в вассальный татарский юрт на смежных территориях Рязани и Москвы.
Некоторые приближенные сначала крымского, а затем касимовского хана Нур-Даулета бин Менгли-Гирея, действительно, как приезжали, так и отъезжали из, Мещеры в Крым и обратно. В 1504 г. крымский улан Али уехал в Касимов, разгневавшись на старшего брата839. В этом же году его старший брат, улан Верю, умер. Менгли-Гирей просил отпустить из Касимова Али и писал Ивану III:
И иные слуги его и ясачники его порожжи стоят. А он бы слуги свои взял и малой свой ясак ел, да тем бы жил840.
Живший в Касимове представитель клана Аргын князь Мардан потом переехал в Крым. Право Мардана на отъезд не вызывало сомнений. Иван III писал Менгли-Гирею:
Похочет Мардан князь к тебе ехати и мы его к тебе отпустим841.
Выехавший из Крыма в Касимов сын мирзы (впоследствии князь) Удема (представитель клана Мангыт) позже снова думал вернуться в Крым. Крымский хан Менгли-Гирей просил (или требовал?) Ивана III в 1502 г.:842
[185]
Мангыт Удемов мырзин сын в Городок поехал, и нынеча сюды (т. е. в Крым. — Б. Р.) ехати мыслит… И ты (Иван III. — Б. Р.) бы Удемова сына, которой в Городке живет, с тем с моим слугою с Суунчеем пришлешь, то мое слово и прошенье инаково не учини, Удемова сына пришли.
Также и соглашение 1508 г., заключенное с Абд ал-Латифом бин Ибрагимом, оговаривало в качестве особого условия возможность свободного отъезда и приезда на службу в Мещерский Городок представителям четырехклановой системы Крыма843.
