А нечто учнет говорити царь (крымский хан. — Б. Р.), или царевич, или князь которой: которые наши люди попали в руки на украйне великого князя людей, и князь великий их к нам о чем не прислал?.. И Остане говорити: которые люди попали в руки на украйне государя нашего людям, и тех людей государь наш не отпустил ни одного, а собрав их государь наш всех в одно место (выделено мной. — Б. Р.), да держит у себя готовых (к отправке в Крым. — Б. Р.). А как ож даст Бог поделается меж царя и государя нашего их болшее дело, и о тех людех тогды слово будет885.
Очень вероятно, что под «одним местом» мог подразумеваться Касимов886
[193].
Не исключено, что некоторые пленные могли в дальнейшем испомещаться в Касимовском ханстве, становясь подданными касимовского хана и великого князя. Крымский хан Мухаммед-Гирей I писал Василию III в 1519 г.:
Да там к твоему порогу попал Мавкин сын Умар-мырза, да еще деи на очех у тебя не бывал, в опале ходит, и ты сам гораздо знаешь, здесе Агыш-князь им брат имается, и он нам о нем бьет челом, и много ушем нашим от него докуки. И ты б ныне меня для царя брата своего Умару-мырзе очи свои дал и ясаком его пожаловал (в Касимове? — Б. Р.), то бы нам от тебя от брата своего в великой минят и в великой дар, так бы еси ведал887.
Ногайский бий Саид-Ахмед бин Муса говорил через своего посла Кудояра Ивану IѴ в 1536 г.:
А государь бы, князь велики, приказал своим казакам Городецким, чтобы на государя нашего улусы не приходили и улусов бы не воевали. Зань же у нас животина, казна, лошади и овцы; и они у нас, приходя, лошади и овцы крадут и людей в полон емлют. И у них служат наша братья и дети, и жоны нашых добрых людей у них робят. И государь бы ныне тех людей, сыскав, велел нам отдати, а впередь бы приказал, чтоб нашых улусов не воевали888.
Как видим, пленные ногаи начинали проживать на территории Мещеры и «служить» касимовским татарам («и у них служат наша братья и дети…»), а женщины — работать на них («…жоны нашых добрых людей у них робят»). При этом московская сторона не особенно беспокоилась о своих подданных-касимовцах. Ногаям отвечали:
…которые казаки станут на ваши улусы приходити, и вы их имайте и вешайте (выделено мной. — Б. Р.)889.
На уровне повседневности в Касимове отмечаются «странности», также совершенно нехарактерные для других московских городов. Ногайские дела сообщают некоторые интересные детали о нем. В середине XѴI столетия в городе существовала работорговля. Так, человек одного ногайского мирзы «…купил был в Шигалеев Цареве городке (Касимове. — Б. Р.) девку», как писал в 1564 г. ногайский бий Дин-Ахмед бин Исмаил Ивану IѴ. Эту «девку» отобрал у него сын боярский, ссылаясь на то, что в пропускной грамоте ее имя не было записано. Иван IѴ обещал отыскать купленную «девку» и вернуть ее ногайскому правителю890.
В 1576 г. в грамоте от Ивана IѴ, посланной к ногайскому нураддину Урусу бин Исмаилу, говорилось:
Да летось посол твои Янтемир купил в Касимове две души полону и в Касимове Ярлагамышем зовут одного человека продал был, да подговорил его опять и оставил у себя. И нам бы его пожаловать — его отдати891.
Возвращаясь на макрополитический уровень, уровень правителей государств, можно добавить следующее. На внешнеполитической сцене Касимов имел как символическую, так и практическую ценность: назначение и выбор хана на его престол часто становились предметом дипломатических переговоров и однозначно влияли на отношения между Москвой и ее татарскими партнерами. Как было показано в главе 1, одним из важнейших вопросов для Москвы во второй половине XѴ — первой половине XѴI вв. было создание благоприятного баланса сил с татарскими государствами, образовавшимися после распада Золотой Орды. Касимов и его правители активно использовались в этой тонкой дипломатической игре.
К примеру, бывший крымский, затем касимовский хан Нур-Даулет бин Хаджи-Гирей (годы правления в Касимовском ханстве — 1486–1490), бывший родным братом правящего в то время в Крыму хана Менгли-Гирея бин Хаджи-Гирея, являлся грозным оружием московской внешней политики по отношению к Крымскому ханству892. Его династические претензии на ханский престол в Крыму были подкреплены его реальным правлением в этом государстве, и это позволяло оказывать эффективное давление на политику Крымского ханства, заставляя Менгли-Гирея корректировать свои действия в связи с линией московского великого князя. Причем реально пытаться усадить Нур-Даулета на крымский престол было совершенно не обязательно. Чуть позже Москва пыталась использовать этот опыт, приглашая к себе султана Ахмеда бин Менгли-Гирея
[194].
При этом интересно, что, несмотря на «оппозиционность» Нур-Даулета правившему на тот момент в Крыму хану Менгли-Гирею, сам факт принадлежности Мещерского юрта крымской династии воспринимался положительно, хотя это и создавало проблемы крымскому хану. Когда после смерти последнего представителя крымской династии в Касимове султана Джаная бин Нур-Даулета выбор Москвы в назначении на касимовский престол пал на Шейх-Аулияра бин Бахтияра, большеордынского Джучида
[195], это вызвало общее возмущение в Крымском юрте:
Над Нур-Довлатовыми и над Касымовыми слугами на нашем юрте недруга нашего сына Шаг-Влияра, того ли тебе пригоже, взяв, держати?895
Градус этого возмущения практически не спадал на протяжении всей первой половины XѴI в.896
[196] Москва умело манипулировала касимовским престолом как средством достижения своих собственных внешнеполитических целей.
