Чингисиды воспринимали подчиненные славянские территории как единый «русский улус» и в то же время как совокупность княжеств — улусов Монгольской империи. Потерпевшим жестокое поражение и утратившим независимость правителям Руси пришлось признать, что отныне она стала землей «канови и Батыеве»905 (т. е. подвластной верховному монгольскому государю — каану, а также хану-завоевателю — Бату). Подчиненность выражалась главным образом в выплате дани — «ордынского выхода», в ханской инвеституре князей, в контроле над их политикой и в периодическом привлечении князей к участию в военных походах ханов906.
Главным показателем того, что русские княжества были покорены и утратили независимость, а соответственно, встали на ступеньку ниже своих новых сюзеренов — ордынских ханов, стала выплачиваемая теперь ими в Орду дань — «выход» средневековых московских источников. Важно отметить, что после распада единого ордынского государства «выход» продолжал выплачиваться в наследные Орде политии, в первую очередь — в так называемые «основные наследники» прежнего могущества — сначала в Большую Орду, а после ее покорения крымским ханом в 1502 г. и перехода к нему главных ордынских регалий — в Крым. Кроме того, «выход» выплачивался также в Казань и Ногайскую Орду. Как отмечает С. Ф. Фаизов, в отношениях между Москвой и позднезолотоордынскими государствами на протяжении ХѴІ-ХѴІІ вв. сохранялись две традиции непаритетного свойства: «челобитная» формула обращения великих князей и позднее царей к ханам Крыма (до третьей четверти XѴI в.) и выплата «поминков» ими же (до 1685 г.)907
[200]. В течение XѴI в. московским монархам пришлось трижды письменно подтвердить обязательства по выплатам: в 1521 г. — Василию III (ему удалось вернуть запись), в 1539 и 1576 гг. — Ивану IѴ908.
Формальный статус великих и удельных князей после монгольского завоевания стал определяться их обязанностью испрашивания инвеституры в Сарае, столице Улуса Джучи. Совершенно обоснованно, что в этих условиях княжества на Руси стали восприниматься не только как сфера властвования местного правителя — Рюриковича, но и как территория, подчиненная хану. Область, находившаяся под управлением какого-либо московского князя, расценивалась как ханский улус и только во вторую очередь, с точки зрения ордынских сюзеренов, как княжеская вотчина, наследственное владение909.
В период существования русских земель во главе с Московским княжеством в системе государств-наследников Улуса Джучи (XѴ–XѴI вв.) сохраняется как формальная, так и фактическая подчиненность великих князей ханам Большой Орды и в дальнейшем, после ее падения, владетелям Крыма. Вероятно, в позднезолотоордынской политической иерархии (между ханами Чингисидами Сарая (до его разгрома), Крыма, Астрахани, Казани, Сибири, Узбекской державы, Касимова и ногайским нечингисидским «князем» из клана Мангыт) московский правитель имел статус, приблизительно равный статусу ногайского бия910 (подробнее об этом ниже). Формальный вассалитет великого князя по отношению к чингисидским правителям подтверждался его происхождением из покоренной династии Рюриковичей-Даниловичей и не оспаривался ни одной из сторон. Фактический вассалитет по отношению к части вышеперечисленных правителей, включая и ногайского бия, подтверждался выплатой дани («выход», «поминки», «жалованье»).
Однако еще со времени «великой замятии» в Орде, в конце XIѴ и на протяжении XѴ вв., обозначились новые явления во взаимных контактах ордынских и московских властей. Стал практиковаться отъезд татарских правителей и их людей в Московию, где им предоставлялись города и области для поселения и кормления.
Москва нашла оригинальный способ встраивания этих беглецов из Степи в свое общество. Вместо того чтобы пытаться интегрировать татар в социальную структуру Московского княжества-государства, московские правители воспроизвели степной институт — юрт — на своей территории, во главе с великим князем в традиционной степной роли «распределителя юртов». Московские юрты служили не только цели переманивания из Степи большого количества Джучидов для собственно московских нужд, но также и цели лишения Степи множества рядовых воинов. С каждым рядовым татарином, выехавшим из Степи, Москва лишалась одного потенциального противника в Степи и приобретала одного дополнительного рекрута для военных кампаний великого князя911. Даже беглый взгляд на данные разрядных книг позволяет увидеть тысячи татар, участвовавших на стороне Москвы в ее западных военных кампаниях 1570-х гг. Это позволяет убедиться, насколько успешными являлись усилия московской стороны по «рекрутированию» своих недавних противников.
Развитие удельно-юртной системы, выразившееся в институте вассальных ханов, мирз и их владений, способствовало постепенному возрастанию политического веса московского великого князя в позднезолотоордынской политической структуре. Касимов, Звенигород, Кашира, Серпухов, Юрьев-Польский, Сурожик, некоторые другие города — все они в разное время на протяжении ХѴ-ХѴІ вв. принадлежали татарским ханам и султанам, а Романов — ногайским мирзам.
Эти города не стоит воспринимать только как «заградительную линию» из одних татар против других. Политика Москвы по размещению татарских выходцев в своей пограничной зоне служила более широким целям, нежели непосредственная защита границы. В то время как Касимов, Серпухов и Кашира были расположены на Оке, т. е. на южной границе Московского государства, и действительно препятствовали походам недружественных татарских ханств (как, например, Казанского), Звенигород, расположенный к западу, Сурожик к северу и Юрьев-Польский к северо-востоку от Москвы, никоим образом не формировали пограничный заслон. Данная политика Москвы иногда неосознанно, а иногда и вполне осознанно служила также и цели политической стабилизации Степи в периоды, когда татарские государства пребывали в состоянии постоянного изменения912.
Фактически великие князья (с начала XѴ в. — в основном московские), отводившие пришельцам — иногда по их указке — земли в своих владениях, превращались по отношению к ним в сюзеренов. Тем не менее номинально великие князья продолжали пребывать в системе ордынской иерархии как ханские вассалы — данники, правители «царева улуса и княжой отчины». Любой Чингисид, отъехавший на Русь для поселения, уже в силу своей принадлежности к правящей династии Джучи, т. е. к высшей категории татарской знати, имел право требовать — и получал — соответствующую часть дани, а иногда и территорию, с которой собиралась эта часть в его пользу913.
Данное несоответствие между фактическим положением московских князей (сюзерены) и их формальным рангом (данники) проявлялось, в частности, в их контактах с «Мещерским юртом» — Касимовским ханством — землей в Мещере, предоставленной Василием II Касиму, сыну хана Улуг-Мухаммеда, в 1445 г. Причем предоставлена эта земля была не для условного держания как султану-эмигранту, а в виде своеобразной контрибуции, наложенной Улуг-Мухаммедом после страшного разгрома, нанесенного его сыновьями московскому войску в 1445 г. Главным показателем номинально низшего ранга московского государя по отношению к вассальным Чингисидам, в числе которых был и касимовский хан, являлась дань, отправлявшаяся из великокняжеских вотчин в татарские «уделы». Источники говорят о дани в Касимов в 1481–1553 гг., и называлась эта дань так же, как и в старину, в годы «ига», — «выход».
