Подобно этому «пансырю», перемещались в позднезолотоордынском пространстве и люди, сплетая свои судьбы и судьбы своих государств в причудливую паутину, распутать которую зачастую попросту невозможно. Да в этом и нет необходимости.
Все государства, входившие в свое время на тех или иных условиях в Улус Джучи, включая Москву, сохраняли на протяжении ХѴ-ХѴІ вв. теснейшие взаимосвязи, особенно в сфере Realpolitik. Формальные статусы правителей, выплаты материальных средств из одного государства в другие, военные конфликты, конфессиональная разница сторон — все эти факторы меркли перед лицом фактических условий, в которых приходилось жить. Эти условия определяли вынужденное, но очень тесное сотрудничество. При усилении одной из сторон она могла пожертвовать этой «дружбой», однако, когда сил на какую-либо акцию не хватало, что случалось гораздо чаще, любая сторона начинала искать фактической поддержки у соседей — и обычно ее находила. Брак по расчету был нормой позднезолотоордынского мира.
х х х
Список городов и дворцовых волостей, жалуемых выезжей татарской элите, достаточно обширен. Вот только некоторые из них: Касимов, Кашира, Звенигород, Юрьев-Польский, Серпухов, Сурожик, Хотунь, «Андреев Городок Каменный», Новгород-на-Оке, Романов. Многие из этих городов и их уездов в разное время являлись уделами представителей различных ветвей московского правящего дома. Этот факт недвусмысленно обозначает нам то положение, которое занимали татарские выходцы в структуре знати Московского государства. В этом свете возведение Иваном ІѴ в 1575 г. бывшего касимовского хана Саин-Булата (в крещении — Симеон Бекбулатович) в ранг «великого князя всея Руси», как и некоторые другие мероприятия московского правительства второй половины XѴI века, уже не кажутся столь «загадочными» и «необъяснимыми», как это представлялось российским имперским историкам.
Эти города можно условно разделить на три типа (по размеру территории, «тянувшей» к этим городам, и продолжительности татарского владения этим городом). Первый тип уникален и представлен только одним городом — Касимовом. Второй тип — это Романов, который во второй половине XѴI — первой половине XѴII вв. принадлежал ногайским мирзам. Другие города, составляющие третий тип (как наиболее яркие примеры можно привести Звенигород, Каширу, Серпухов, Юрьев-Польский), являлись татарскими владениями непродолжительное время — в основном по нескольку лет. Видимо, мы уже никогда точно не узнаем, каким образом происходило управление этими городами «при татарах» в древнейший период (XѴ век). Нахождение новых источников могло бы преподнести историкам большие сюрпризы в этом вопросе, существенно пошатнув устоявшиеся представления историографии.
Вероятно, как материальное, так и правовое положение татарской элиты в пожалованных городах менялось на протяжении всего изучаемого периода и во многом зависело от общего контекста московско-позднезолотоордынских отношений (в «татарском вопросе» влияние внешнеполитических факторов имело главенствующее значение даже в сугубо внутриполитических, казалось бы, делах). Татарский правитель владел территорией условно, хотя в некоторых случаях и очень продолжительно. В целом положение татарской знати в Московском государстве было отнюдь не однозначным. Изображать ее представителей как беспрекословных «слуг» великого князя с точки зрения источниковой информации некорректно. Правильнее говорить об отношениях «послушания» татарского выходца великому князю, когда момент явного понижения статуса одного партнера по отношению к другому не присутствовал, но один из двух партнеров добровольно соглашался подчиняться другому.
Немаловажную роль во взаимоотношениях северо-восточных русских княжеств и татарских государств играл географический фактор: Москва вовлекалась в позднезолотоордынский мир в том числе и через свои фронтирные (пограничные) зоны. Апофеозом стало образование в первой половине XѴ в. Касимовского ханства, или «Мещерского юрта». Этот татарский анклав, как и другие подобные места, стал интегральной частью степной системы «юртов-уделов», точкой взаимосвязи татарского политического мира и Москвы. При этом Мещера была моделью, на основе которой строились схемы взаимодействия между другими татарскими анклавами Московского государства и внешним татарским миром. Существование таких анклавов повлияло и на положение Москвы в позднезолотоордынском политическом пространстве.
Поэтому достаточно трудно полностью разделить политические культуры средневековых татарских государств и Москвы. Московская политическая история ХѴ-ХѴІ вв. была органически включена в позднезолотоордынскую. Важнейшими событиями, заложившими и в дальнейшем изменившими принципы отношений между Москвой и татарским миром, были факты монгольского завоевания большинства русских княжеств ханом Бату в 1237–1241 гг. и московского завоевания Казанского и Астраханского ханств в 1552–1556 гг. Захват «саблею» в средневековом мире считался обоснованной и достаточной легитимацией на владение. Поэтому можно утверждать, что сначала доминирующим партнером в отношениях между татарами и Москвой стала Орда и затем ее наследные ханства, а приблизительно начиная с XѴII в. эта роль постепенно переходит к Москве, хотя этот геополитический поворот не был однозначным.
За время почти шестивековых (ХІІІ-ХѴІІІ вв.) отношений с татарским миром Москва стала одним из членов этой системы, органически впитав многие ее принципы, особенно касающиеся внешней политики. Приняв ситуацию такой, какая есть, московские великие князья стали активно сотрудничать с татарами в ХѴ-ХѴІ вв., учась и набираясь у них специфического опыта. Татары же стали использовать своего «младшего брата» в ситуациях, когда им нужна была помощь. Однако шлейф от событий первой половины XIII в., а также конфессиональная разница сторон не позволяли им в полной мере принять и понять друг друга. Все актеры этой сцены прекрасно помнили, кто есть кто в этих связях. Сотрудничество и противостояние тесно соседствовали в отношениях между Москвой и Степью на протяжении всего изучаемого периода.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Составляющие Золотую Орду компоненты были слишком сложны для длительного сосуществования вместе. К середине XѴ в. политическое тело этой империи одряхлело, но внутреннее содержание готово было продолжать свой путь. Знатные персоны этого прежде мощного средневекового конгломерата в поисках лучшей жизни стали переселяться в соседние страны, в том числе в Московское великое княжество, в котором они почувствовали потенциал динамичного развития. На первых порах данный процесс не был добровольным для правителей Москвы, но вскоре и они стали эксплуатировать его с выгодой для себя: в XѴI в. Московская Русь уже обладала как финансовыми средствами, так и землями, необходимыми, чтобы «поднята истому» (обеспечить содержание) беглецов из нестабильного татарского мира.
Политическая обстановка сложилась таким образом, что вместо того, чтобы освобождать себя от «татарского ига», великие князья сотнями принимали выезжих знатных татар на свою территорию. Посредством этого процесса московские правители стали настолько сильно включены в политическую систему Степи, что превзошли в этом своих предков, проводивших зачастую большую часть жизни, курсируя между ханской ставкой и своими владениями.
