36. От тела с органами к телу без органов: человек – крышка гроба
С аппаратом Наталии А. происходят изменения. Он не сохраняет свою форму, не держит ее. Он упрощается. Он теряет свой антропоморфизм. Поначалу у аппарата есть тело, корпус в виде крышки гроба, а также гениталии и конечности. Вполне себе человек, разве что без головы. Через несколько недель Наталия сообщает Тауску об изменении: конечности теперь не располагаются так, как это обычно бывает у людей, а просто нарисованы на крышке гроба. Тауск становится «свидетелем знаменательного процесса развития бредообразования»
[200]. Замена конечностей на их изображение на плоскости – начало регресса, «прогрессирующего процесса искажения» человеческой формы. Тело лишается конечностей. Оно не распадается на части, не превращается, как у Лакана, в расчлененное тело, corps morcele, а приближается к состоянию тела без органов.
«Первой жертвой» искажения падают гениталии. То ли в силу своей особой заметности, то ли в силу метонимичности телу как таковому, они отпадают первыми. За ними исчезают конечности. Головы, как мы помним, не было. Так тело с органами буквально превращается в тело без органов. Такое тело отмечено нулевой степенью интенсивности. Тело – крышка гроба.
Преобразования, происходящие с конечностями, образцово показательны. Они «теряют свой трехмерный телесный образ и сокращаются до двухмерной плоскости, проецируются в плоскость»
[201]. Как здесь не вспомнить фундаментальную мысль Фрейда: «Я, прежде всего, телесно, оно не только поверхностное существо, но даже является проекцией некоторой поверхности»
[202]. Как здесь не вспомнить фразу из ежедневника Фрейда 1938 году: «Психика протяженна, но ничего об этом не знает»
[203].
Итак, прогрессирующий процесс искажения, о котором говорит Тауск, во-первых, результируется в движении от трехмерности к двухмерности, более того – от четырехмерности (с учетом измерения времени) к двухмерности; во-вторых, от тела с органами к телу без органов; в-третьих, от человеческой формы к форме нечеловеческой. И все это происходит в согласии с той мыслью Фрейда, что жуткое – не то, что являет собой нечто радикально незнакомое, неведомое, нераспознаваемое, а ровным счетом противоположное – предельно знакомое, родное, слишком хорошо известное.
Антропоморфизм пугает. Двойник исчезает. Встреча с собой отменяется. Наталия А. отклоняет
агностицирование своей собственной персоны в аппарате влияния и поэтому постепенно отнимает у него все признаки человеческого образа, поскольку она тем надежнее застрахована от пугающего агностицирования, чем меньше бредообразование похоже на человеческий образ, не говоря уже о собственном образе
[204].
Нет никакой проекции. Нет никакого узнавания. Просто – крышка гроба.
37. Проекционный аппарат
Аппарат проекции – проекционный аппарат. В III и IV разделах своего исследования аппарата влияния Тауск подробно говорит о паранойе, гомосексуальности и проекции, то есть обращается к констелляции понятий, принципиально важных для Фрейда в анализе случая Шребера. Не останавливаясь на этом вопросе детально, скажем, что именно в связи с идеей проекции гомосексуального либидо в паранойе Тауск задается принципиальным вопросом, не аналогична ли такая проекция проекции собственного тела в случае Наталии А.
Более того, в этом случае интересно то, что ее преследуют исключительно мужчины. На первый взгляд кажется, что это противоречит теории паранойи Фрейда. Тауск обнаруживает выход из тупика, сохраняя теорию учителя:
аппарат влияния соответствует регрессивной психической стадии, на которой во внимание берется противоположность не полов, а только нарциссического и объектного либидо и каждый объект, претендующий на перенос либидо без различия пола, воспринимается как враждебный
[205].
Хотя Тауск и пытается вывести случай Наталии А. за пределы полоролевых различий, они от этого не исчезают. Регресс, о котором в этом случае постоянно идет речь, следует понимать исключительно ретроспективно. Иначе говоря, уходя «в прошлое», человек берет с собой немало «из будущего». Только в такой ретроспекции и можно говорить о связи, но при этом не тождестве понятий гомосексуального и нарциссического. Только в связи с выбором себя как другого, только в связи с мифом о Нарциссе, влюбившемся в прекрасного юношу. В остальном – ни другой, по образу и подобию которого делается выбор, не имеет никакого эмпирического подобия, ни сама первичная идентификация не имеет связи с полом. Тауск не ставит знак равенства между нарциссическим и гомосексуальным либидо. В пространном примечании к IV главе он заявляет:
мы не будем говорить о том, что фиксированное на я либидо является обязательно гомосексуальным, поскольку оно стремится к тому же полу, к которому принадлежит сам человек. Мы лишь коротко обозначим механизм, явствующий из его местоположения в противоположность объектному либидо и возможность записи которого дает симптоматика фрейлейн Наталии А.
[206].
Тауск различает две проекции: одна привязана к телу, другая к психическому я. Причем между ними возможен конфликт: телесное либидо может устыдиться психического я-либидо. Тауск отводит отдельное примечание механике частичных проекций амбивалентности. В этом примечании он ссылается не только на Фрейда, но и на Хелен Дойч, которая, по словам Тауска, внесла особый вклад в изучение такого рода проекционной техники. Фрейд вывел, по мысли Тауска, две формулы. Одна: «амбивалентность влечет за собой проекционную механику»; вторая: «амбивалентность влечет за собой вытеснение»
[207]. Логика амбивалентности между тем диктует: незнакомые мужчины, манипулирующие посредством аппарата влияния, превратились в таковых из объектов любви. Женихи, любовники, врачи – будущие враги.
Все эти персоны обслуживают чувственность, тело и требуют переноса любви. Обычно это требование выполняется, но нарциссическое либидо, если оно зафиксировано слишком прочно, должно воспринимать притязание на перенос враждебно, а объект, побуждающий к переносу, – как врага
[208].
