Синтетические суждения, наоборот, представляют собой нечто большее, нежели описание другими словами уже имеющегося. Они требуют опыта и наблюдения и несут в себе новую информацию. Так, нам известно, что лимоны кислые, однако мы узнаем об этом, только попробовав лимон на вкус (или же потому, что кто-то нам об этом рассказал). Из определения лимона не следует, что он должен быть обязательно кислым – эту информацию мы получаем из опыта. Другим примером синтетического суждения будет «у всех кошек есть хвосты». Истинность данного суждения требует проверки, в ходе которой выяснится, что некоторые породы кошек (мэнкс) не имеют хвоста, а некоторые отдельные особи лишились его в ходе драк или других пикантных обстоятельств, однако от этого они не перестают быть кошками. Таким образом, наличие или отсутствие хвоста у кошки – это вопрос факта, а не определения. Данное суждение является синтетическим, а потому в корне отличается от аналитического суждения наподобие «все кошки – млекопитающие».
Как же тогда возможны синтетические априорные суждения? Под априорным знанием принято понимать знание, которое не зависит от опыта. В XVII–XVIII веках шли оживленные дискуссии на тему самого существования априорного знания. Если кратно, то эмпирики (такие как Локк) отрицали его существование, а рационалисты (например Декарт), наоборот, доказывали. Так, когда Локк провозгласил, что не существует никаких врожденных идей, а разум младенца представляет собой чистый лист, он, тем самым, отрицал существование априорного знания.
Может показаться, что термины «априорный» и «аналитический» – синонимы (для некоторых философов это действительно так). Кант считал иначе. Он допускал существование знания, которое раскрывает нам истину о мире, однако не коренится в нашем опыте. К данной категории как раз-таки и относятся синтетические априорные суждения. Примером подобного суждения может быть математическое уравнение 7 + 5 = 12. Некоторые философы полагают, что подобные истины являются по своей природе аналитическими, так как вытекают из определений математических символов, но Кант настаивал: подобного рода суждения являются априорными, так как нам нет необходимости проверять их истинность опытным путем, а синтетическими они являются потому, что несут в себе новое знание об окружающем мире.
Если Кант прав, то это прорыв. До него философы, которые изучали природу реальности, рассматривали ее как нечто, что лежит за пределами нашего сознания и служит источником опыта. Трудность состояла в том, чтобы объяснить, как мы вообще можем осмысленно рассуждать о реальности, если все наши суждения основаны лишь на догадках. Величайшее открытие Канта состоит в том, что особенности нашего мышления влияют на наше восприятие окружающего мира. Даже не вставая с кресла, мы можем путем размышлений делать открытия об окружающем нас мире, которые будут истинны и при этом будут нести в себе новую информацию, а не повторять уже известную. Образно говоря, Кант смог логически доказать, почему мир с неизбежностью должен представать перед нами в розовых красках. Он не только показал, что у нас на носу сидят розовые очки, но и сделал ряд новых открытий касательно того, какого именно розового оттенка их стёкла.
Ответив, таким образом, на вопрос о пределах нашего познания, Кант обратился к изучению этики.
Глава 20. А что, если все будут так делать? Иммануил Кант (2)
Представьте, что вы слышите, как кто-то стучит в вашу дверь. Перед вами молодой человек, который нуждается в вашей помощи. Он ранен, из раны идет кровь. Вы пускаете его к себе домой, перевязываете раны и вызываете врача. Очевидно, что в подобной ситуации такое поведение будет правильным. Однако, по мнению Канта, если вы помогли этому юноше только потому, что испытываете к нему чувство жалости, то ваши действия нельзя назвать нравственными. Испытываемая вами жалость – всего лишь особенность вашего характера и не имеет никакого отношения к тому, что хорошо, а что – плохо. Будет ли ваше действие нравственным, по Канту, зависит не только от того, что вы делаете, но и от того, почему вы это делаете. Те, кто совершает нравственные поступки, делают так не потому, что их подталкивают к этому чувства и эмоции, а потому, что их разум говорит: ты обязан так поступить, вне зависимости от того, как ты к этому относишься.
С точки зрения Канта, чувствам нет места в этике. Испытываем мы их или нет – дело случая. Так, некоторые люди в большей степени сопереживают другим, а некоторые – в меньшей. Кто-то черств и скуп, другие же, наоборот, получают удовольствие от собственной щедрости. Однако тот факт, являетесь ли вы хорошим человеком или нет, должен зависеть исключительно от вашего выбора, как поступить, а не от воли случая. Поэтому в выше описанной ситуации помощь юноше будет нравственной, только если вы окажете ее, зная, что в этом состоит ваш долг.
Подобного рода рассуждения могут показаться весьма странными. Вероятно, вы думаете, что действия того, кто помог молодому человеку и при этом пожалел его, будут более нравственными, и что такой человек является хорошим именно потому, что он испытывал добрые эмоции. Однако мнение Канта непоколебимо: если вы поступаете определенным образом только по той причине, что вас подталкивают чувства, ваш поступок нельзя назвать нравственным. Представьте брюзгу, который при виде истекающего кровью юноши у себя на пороге почувствует отвращение, однако он все равно оказывает раненому помощь, поскольку этого требует долг. С точки зрения Канта, человек, совершивший подобный поступок, будет более нравственным, нежели тот, кто оказывает помощь из чувства сострадания. Ведь тот, кто чувствует отвращение, действует исходя из своих представлений о долге, тогда как эмоции подталкивают его поступить прямо противоположным образом: захлопнуть дверь.
Вспомните притчу о добром самаритянине. Он помогает избитому разбойниками человеку, который лежит в грязи на обочине, тогда как все остальные проходят мимо. Что в этой ситуации делает доброго самаритянина добрым? Если бы он протянул руку в надежде со временем попасть в рай, его действия нельзя было бы назвать высокоморальными. Ведь в этом случае он бы использовал несчастье другого как средство достижения собственной цели. Если бы он помог избитому разбойниками просто потому, что пожалел его, то такие действия тоже нельзя назвать нравственными. И только если он сделал это, потому что осознавал, что его долг состоит в том, чтобы помочь, да и вообще в подобных обстоятельствах поступать так – норма, Кант назвал бы такого самаритянина по-настоящему добрым.
Точку зрения Канта о намерениях проще принять, нежели его позицию в отношении эмоций. Так, большинство людей судит других исходя из того, что те намеревались сделать, а не на основании того, что получилось в реальности. Одно дело, когда вас случайно толкнет человек, хватающий ребенка за руку, чтобы тот не выбежал на дорогу, и другое, когда кто-то толкает вас по злобе, полностью осознавая свои действия. В первом случае толкнувший не ставил перед собой цели навредить вам (у него не было таких намерений), во втором у него была такая цель, но результат одинаков – вы упали. С вашими суждениями, несмотря на результат, тут все понятно.
