Бентам полагал, что его собственное тело станет лучшим памятником ему, нежели статуя. Поэтому в своем завещании он оставил подробные инструкции, как поступить с его останками после его смерти. Подобная практика – посмертное бальзамирование, – надо сказать, не получила широкого распространения. На сегодняшний день в специальных мавзолеях на обозрение выставлены всего четыре тела (это если не считать самого Бентама): Ленин, Хо Ши Мин, Ким Ир Сен и Ким Чен Ир, при жизни все четверо были коммунистическими лидерами.
Другие идеи Бентама куда более практичны. Так, он стал автором проекта круглой тюрьмы со стеклянными перегородками, которую назвал «Паноптикум»; Бентам писал о ней, как о «машине, которая превращает негодяев в честных людей». Стражник, чей пост был в центре, в специальной башне, мог наблюдать за всеми заключенными одновременно, при том что узники его не видели. Это давило – поди знай, наблюдают за тобой в данный момент или нет; волей-неволей станешь идеальным заключенным. Данный принцип применяется в некоторых современных тюрьмах (и ряде библиотек). И это было лишь одно из многих предложений философа, связанных с общественным укладом.
Однако гораздо большее влияние на умы оказала сформулированная Бентамом этическая теория, известная под названием «утилитаризм» или «принцип наибольшего счастья». Состоит она в том, что правильным поступком будет считаться такой поступок, который принесет максимальное количество счастья. Бентам не был первым, кто предложил подобную этическую концепцию (Фрэнсис Хатчесон опередил его в этом), но он хотя бы стремился воплотить ее на практике. Например, он предлагал реформировать английские законы так, чтобы те вели к увеличению количества всеобщего счастья.
Но что же представляет собой счастье, о котором говорил Бентам? – ведь люди по-разному понимают счастье, у каждого найдется свое определение. Ответ Бентама довольно прост. Счастье – это то, как ты себя чувствуешь. Счастье – это удовольствие и наслаждение, это отсутствие боли и страдания. Когда баланс между наслаждениями и страданиями очевидно смещен в сторону первого, мы все счастливы.
С точки зрения Бентама, человек устроен весьма просто. Удовольствие и боль – два важнейших стимула, которыми мы руководствуемся в своей жизни. Мы все стремимся к первому и стараемся избегать второго. Наслаждение – единственная вещь на свете, которая является благом сама по себе. Все остальное, чего мы хотели бы получить, есть лишь средство достичь наслаждения или способ избежать боли. Например, вы хотите съесть мороженое не ради самого мороженого, но ради удовольствия, которое получите от его поедания. Точно так же вы стремитесь избежать ожогов, поскольку это очень неприятная и болезненная штука.
Однако возникает закономерный вопрос: а как измерить счастье? Вспомните момент, когда вы были по-настоящему счастливы. Удастся ли вам оценить свои ощущения по десятибалльной шкале? Может быть, семь или восемь из десяти? Например, одним из самых счастливых воспоминаний для меня было путешествие на гондоле по Венеции, которое я оцениваю на девять с половиной или даже на десять из десяти, особенно тот незабываемый момент, когда садилось солнце, во все стороны летели брызги, а моя жена и дети хохотали от восторга. Нет ничего необычного в том, чтобы оценивать свои ощущения подобным образом, и Бентам был убежден в том, что всякое наслаждение может быть измерено. Почему бы не создать некую единую шкалу, благодаря которой разнообразные виды наслаждений можно объективно сравнивать?
Чтобы создать такую шкалу, Бентам предлагал для начала рассчитать, какое количество счастья принесет то или иное действие. Не так-то это просто. Прежде всего нужно принять во внимание, как долго продлится то или иное удовольствие, насколько оно будет интенсивным, повлечет ли оно за собой другие наслаждения и т. д. Затем следует вычесть возможную боль, которую это удовольствие может причинить (издержки бывают везде). В сухом остатке остается «счастье в чистом виде».
В основу абсолютного счастья Бентам положил принцип полезности, то есть для него имело значение не счастье ради счастья, а то, насколько то или иное «счастливое» действие полезно для общества. Именно поэтому его доктрину принято называть «утилитаризмом» (от англ. utility – полезность). В итоге все, что от нас требуется, – выбрать тот вариант поведения, который принесет максимум пользы для общества, а значит, и максимум счастья для нас самих.
А что насчет наслаждения? Ведь наслаждение бывает разным – можно наслаждаться чем-то возвышенным, например хорошей поэзией, а можно тем же мороженым, не так ли? С точки зрения Бен-тама, источник наслаждения значения не имеет. Приятный сон не менее ценен, чем отлично сыгранная пьеса Шекспира, если сон доставляет такое же количество наслаждения. Сам философ использовал пример игры в кнопки – было такое популярное развлечение для детей в его времена – и хорошей поэзии. Единственное, что имеет значение, – количество счастья, которое мы получаем в результате того или иного действия. Если оно одинаковое, то и ценность несравнимых, казалось бы, действий равнозначна. То есть с точки зрения утилитаризма, играть в кнопки столь же правильно, как и написание или чтение стихов.
Иммануил Кант (см. главу 20) утверждал, что у каждого из нас есть обязанности – например, «никогда не лгать», – применимые в любой ситуации. Однако Бентам считал иначе. С его точки зрения, является ли поступок хорошим или плохим, определяется последствиями этого поступка, а те могут разниться в зависимости от обстоятельств. Лгать не всегда неправильно. Бывают ситуации, когда лучше сказать неправду. Иными словами, если ложь приведет к большему счастью, нежели правда, то правильнее, по мнению Бентама, именно соврать. Если ваша подруга спросит вас, хорошо ли на ней сидят новые джинсы, то, сказав ей правду, по Канту («отвратительно»), вы ее огорчите, а в худшем случае все может закончиться разрывом ваших отношений. Разве это не повод задуматься, какой вариант ответа приведет к большему счастью, – правда или ложь. Если вы решите, что ложь, то именно она и будет правильным выбором. Все счастливы.
Для конца XVIII века утилитаризм был весьма радикальной теорией. Одна из причин заключалась в том, что счастье всех людей без исключения принималось в расчет равным образом. Сам Бентам говорил так: «Каждому человеку соответствует единица, никому не положено больше». Никто не вправе претендовать на особое отношение. Счастье аристократа не важнее счастья бедняка. Конечно же, подобные воззрения плохо согласовывались с жизненными реалиями того времени. В руках аристократии были сосредоточены внушительные богатства (земли) и власть (многие из них имели наследственное место в палате лордов, и таким образом они могли влиять на то, какие законы принимались парламентом). Поэтому нет ничего удивительного, что акцент, сделанный философом на равенстве, вызывал у многих дискомфорт в желудке.
Еще более радикальным для своего времени было убеждение Бентама в том, что счастье животных также следует принимать в расчет, так как и они способны испытывать удовольствие и боль. В отличие от Канта, для Бентама не имел значения тот факт, что животные не способны говорить и мыслить в человеческом понимании, – с его точки зрения, это никак не влияет на этическую сторону вопроса. Зато способность животных чувствовать удовольствие и боль действительно имеет значение. И по сей день доводы подобного рода лежат в основе большинства компаний по защите животных (см. Питер Сингер, глава 40).
