Джон Стюарт Милль, великой философ Викторианской эпохи, напротив, был большим оптимистом. Он утверждал, что строгость и последовательность в рассуждениях способны привести к позитивным изменениям в обществе и, как следствие, сделать мир лучше. В таком мире люди будут не только счастливы, но также смогут реализовать свои таланты полностью.
Глава 24. Право на личное счастье. Джон Стюарт Милль
Каким бы вы выросли, если б были лишены общества своих сверстников, в окружении взрослых? Вы бы, вероятно, вместо того чтобы играть, целыми днями занимались древнегреческим и алгеброй?
Нечто подобное произошло с Джоном Стюартом Миллем (1806–1873). По сути, все его воспитание и образование было одним большим экспериментом, который поставил его отец, Джеймс Милль. Друг Иеремии Бентама, Милль-старший, разделял взгляды Джона Локка, согласно которым разум ребенка подобен чистому листу. Если все сделать правильно, полагал он, высоки шансы, что его сын вырастет гением. Вдохновленный благой идеей, Джеймс самостоятельно учил своего сына всему, что считал нужным. А сверстники – ну нет, ведь от них можно нахвататься дурных привычек. Вообще-то, он был хороший учитель – не заставлял своего сына запоминать разрозненные факты, а, подобно Сократу, помогал ему анализировать материал, а значит, понимать его.
Результаты были ошеломляющими. Года в три Джон приступил к изучению древнегреческого, а в семь читал диалоги Платона в оригинале. В восемь лет он начал учить латынь и очень скоро «проглотил» историю Рима. В двенадцать прекрасно разбирался в истории, экономике и политике, решал сложные математические задачи и с большим интересом относился к разнообразным точным наукам. Надежды отца оправдались – его сын действительно стал гением. К двадцати годам Джон Стюарт Милль вошел в число выдающихся мыслителей своего времени, хотя специфическое воспитание все же оставило на нем свой след. До конца жизни он оставался замкнутым, а общению с людьми предпочитал общение с книгами.
Джон Милль активно боролся с неравенством и одним из первых выступил в поддержку прав женщин (его даже арестовали за пропаганду контроля рождаемости), он был политиком и ярким журналистом. Но, конечно, философия была его коньком.
Нет ничего удивительного в том, что Милль был сторонником утилитаризма: семья философа каждое лето гостила в доме Бентама в графстве Сюррей. Но не без маленькой поправки. Милль был согласен с Бентамом в том, что в выборе действий следует руководствоваться простым правилом: как можно больше счастья для как можно большего количества людей. Но он пришел к выводу, что понимание счастья у Бентама слишком уж примитивно. И разработал собственный вариант, который учитывал различия между «высшими» и «низшими» удовольствиями.
Если бы вы могли выбирать, что бы вы предпочли: быть валяющейся в грязи счастливой свиньей или же быть человеком, но не очень-то довольным своей жизнью? Милль полагал (как и вы, без сомнения), что выбор очевиден – быть человеком в любом случае лучше, чем свиньей. Однако это противоречит тому, что писал старик Бентам. Если вы помните, с точки зрения последнего, лишь удовольствие имеет значение, и неважно, что является его источником. Вот с этим-то Милль и был категорически не согласен. По его мнению, существуют разные виды удовольствий, и те, которые он называл «высшими», гораздо предпочтительнее «низших», причем настолько, что никакое количество «низших» удовольствий не заменит одно-единственное «высшее». Низшим удовольствиям (и здесь уже без кавычек), доступным в том числе и животным, никогда не сравниться с высшими, такими как чтение хорошей книги или посещение оперы. Едкий на язык, Милль писал, что лучше уж брать пример с вечно недовольного Декарта, который призывал все подвергать сомнению, нежели быть всем довольным дураком: человек сомневающийся в собственном существовании способен получить гораздо больше удовольствия от интеллектуальной деятельности, нежели второй – от поедания вкусной пищи или блаженного ничегонеделания.
Милль утверждал, что каждый, кто хоть раз испытал высшие удовольствия, никогда не откажется от них в пользу низших. Мнение же свиней, которые не умеют читать и не способны оценить классическую музыку, в расчет не принимается. Кстати, умей свиньи читать, они бы наверняка предпочли чтение валянию в грязи.
Такова была позиция Милля. Однако его критики не замедлили спросить: а почему он считает, будто все вокруг, подобно ему самому, предпочитают чтение валянию в грязи? А вдруг у кого-то иные привычки? Более того, введение градации удовольствий: «высшие» и «низшие» – затрудняет принятие решений. Так и запутаться можно, а ведь одним из главных достоинств учения Иеремии Бен-тама была его простота, там все удовольствия приравнивались друг к другу. Подход Милля, последовал вывод, не позволяет определить соотношение между ценностью «высших» и «низших» видов удовольствия.
Милль применял утилитарный подход ко всем сферам жизни. Он утверждал, что люди в чем-то подобны деревьям. Если у дерева не будет достаточно пространства для развития, оно вырастет слабым и даже может погибнуть. Зато, укоренившись в правильном месте, оно полностью реализует заложенный в семечке потенциал и вырастет высоким и могучим. То же самое справедливо и в отношении людей. Причем речь идет не только о судьбе отдельных индивидов, но и общества в целом, так как пространство для развития всех и каждого максимизирует счастье.
В 1859 году Милль опубликовал короткую, но вдохновляющую книгу, в которой утверждал, что наилучшим обществом является такое, при котором у каждого человека есть возможность действовать и развиваться по своему усмотрению. Эта книга называлась «О свободе». И по сей день она является одной из наиболее читаемых в мире книг.
У Милля было особое отношение к патернализму. Патернализм (от латинского слова pater – отец) означает заботу, покровительство «отеческую власть». Кто-то заставляет кого-то действовать для его же якобы блага (ради справедливости, можно было бы называть проявление такой заботы и «матернализом», от латинского mater – мать). Если, когда вы были ребенком, вас заставляли есть ненавистные овощи, то, можно сказать, вы лично знакомы с подобным явлением. Вам казалось, что поедание овощей никакой пользы не приносит, но ваши родители все равно впихивали в вас тонны капусты-моркови-свеклы ради вашего же блага. Так вот, Милль полагал, что патернализм допустим в отношении детей, поскольку те нуждаются в контроле, а также в защите от последствий собственной глупости. Однако в отношении взрослых людей в цивилизованном обществе подобное не мыслимо. Редкие ситуации, в которых патернализм допустим, это когда некто может причинить вред другому человеку или же в отношении людей с психическими отклонениями.
Центральный тезис Милля прост, он известен как «принцип вреда». Любой взрослый человек имеет полное право жить так, как ему заблагорассудится, но до тех пор, пока его действия не вредят другим людям. В викторианской Англии идея была революционной, так как в то время многие полагали, что прямой задачей правительства является контроль за моральным обликом своих граждан. Но Милль был категорически не согласен с этим. Он был убежден, что «большее счастье» есть следствием большей свободы в выборе вариантов поведения. И дело тут даже не в правительстве, которое принуждает граждан к соблюдению законов, сколько то, что он называл «тиранией большинства». Вот что мешает людям развиваться в выбранном направлении и стать теми, кем они могли бы стать, – «тирания большинства», то есть общественное давление.
