– Господи, такое ощущение, что я нахожусь в каком-то бесконечном прощальном туре, – вздыхает Мэл, откидывая голову на спинку дивана. – Как какой-нибудь старый рок-певец, чьи песни вызывают в тебе чувство ностальгии. Когда он объявляет о своем уходе в первый раз, ты грустишь. Но проходит время, а он все еще выступает. Потом еще немного, а он все еще…
– Мэл, – перебиваю ее я. – Я рада, что ты все еще здесь.
Чувство вины снова накрывает меня, когда я вспоминаю, о чем думала, когда сюда заходила. Что Мэл уже не та, что была раньше. Я ошибалась – она не изменилась ни в одном отношении, которое только имеет значение. Она все та же жизнерадостная, смешная, красивая Мэл, и Большое Зло никогда не сможет у нее это отнять.
Я не могу поверить, что так долго ее избегала. Просто не могу… А что, если бы однажды я открыла некрологи и увидела там ее имя? Я бы никогда себя не простила. Никогда.
Я по-прежнему не могу простить себя за все то, что уничтожила, но я помню мамины слова: по крайней мере, сейчас я здесь. По крайней мере, у меня есть шанс снова видеться с Мэл. Сначала замысел Люка казался мне абсурдным, но теперь я рада, что на него согласилась.
Он снова свел нас троих вместе – пусть только внешне – в самый последний раз.
– Я сегодня хорошо себя чувствую, – внезапно говорит Мэл.
– Правда?
Она кивает.
– Знаешь, чего мне хочется? Послушать немного классики.
Я широко ей улыбаюсь. Сколько времени прошло с тех пор, как мы в последний раз сидели, ничего не делая, и слушали ее любимый джаз. Билли Холидей и Эллу Фицджеральд. Дюка Эллингтона и Луи Армстронга.
Хотя многое из нашей избранной музыки есть у меня на телефоне, я подхожу к старому CD-проигрывателю и включаю его.
Но я не успеваю сесть, когда Мэл протягивает ко мне руки. Я не могу понять, чего она хочет.
– Помоги мне встать! – восклицает она, перекрикивая песню «Bugle Call Rag».
– Подожди, но… – я паникую, когда она пытается опереться на меня.
– Не станцевать под эту песню – преступление, – говорит она, приподнимаясь на слабых руках.
Одеяло спадает с ее колен, а вместе с ним и бумаги, которые она от меня прятала. Я хватаю ее за запястье, помогая удержаться на ногах, а потом наклоняюсь, чтобы подобрать то, что она уронила.
Я не хочу лезть в ее личные дела, но любопытство берет надо мной верх, и я бросаю взгляд на верхний лист.
Надпись на нем сделана таким неровным почерком, что ее трудно прочитать: «Цитата из Псалма 23 – слишком банально?»
Я кладу бумаги на диван, встаю и протягиваю Мэл вторую руку.
– Ты уверена, что стоит это делать? – спрашиваю я, видя, как тяжело она дышит. Кажется, вся ее энергия ушла на то, чтобы встать.
– Я не сломаюсь, – говорит она таким голосом, как будто это вот-вот произойдет.
Я беру ее за руки, и мы начинаем крутить бедрами, трясти плечами и строить друг другу рожицы. Мои мысли возвращаются к бумагам, которые я увидела. Они могут означать только одно: Мэл планирует свои похороны. Мне хочется свернуться в клубок и зарыдать, но Мэл на меня рассчитывает, поэтому я танцую и смеюсь, как будто в моей жизни нет никаких забот.
Песня не успевает закончиться, когда Мэл виновато качает головой, и я понимаю, что ей нужно сесть. Я помогаю ей опуститься на диван, когда замечаю, что в дверях стоит Люк. Его футболка промокла от пота, и он смотрит на меня круглыми глазами.
– Сто лет так не веселилась, – смеется Мэл.
Я накрываю ее ноги одеялом и сажусь рядом с ней, все это время чувствуя на себе взгляд Люка.
– Привет, мам, – говорит он, заходя в комнату.
Они пару минут болтают на разные темы. Я почти уверена, что мне не кажется: взгляд Люка то и дело возвращается ко мне.
Вскоре я встаю и начинаю прощаться.
– Я провожу тебя, – говорит Люк. – Мам, я скоро вернусь.
Мы выходим из дома и направляемся к моей машине в полной тишине. Наконец я не выдерживаю и выпаливаю:
– Она сказала, что хочет потанцевать. Это была не моя идея.
– Что? – рассеянно переспрашивает меня он.
– Она сказала, что не станцевать под ту песню – преступление.
– Не надо, – качает головой Люк. – Ты не обязана ничего объяснять.
– А.
Я ожидала от него любого ответа, кроме такого.
– Послушай, – говорит он, потирая затылок. – Единственное, в чем я никогда не сомневался, так это в том, как сильно ты ее любишь. Ни разу в жизни.
Произнеся последнее слово, он смотрит мне в глаза, и мне кажется, что я тону в их омуте.
– Хорошо. Я… никогда осознанно не причинила бы ей вреда.
– Я знаю, – говорит он.
Я сажусь в машину, и Люк отходит назад, чтобы я могла тронуться с места. По пути домой в моих ушах снова звучат его слова: «единственное, в чем я никогда не сомневался».
Я рада, что он это знает, но его слова подтверждают то, что он за все лето так и не сказал вслух: он сомневается во всем остальном, что было между нами.
13
ТОГДА
– Как ты можешь просить меня остаться в общежитии? Она попала в больницу! – сказал Люк в телефон, и я представила, как он проводит рукой по волосам, оттягивая их назад. Он с детства делал так, когда из-за чего-то нервничал. – Я буду у вас через шесть часов. Даже через пять, если смогу ехать побыстрее.
– Да, но доктор сказал, что температура спадает и, возможно, Мэл уже завтра отпустят домой, – проговорила я. – К тому же у тебя впереди три промежуточных экзамена.
– К черту экзамены, – сказал он. Мне было непривычно слышать в его голосе такие мрачные оттенки.
– Люк… – со вздохом начала я.
– Не нужно было уезжать, – сказал он. – Я знал, что не нужно этого делать, но она клялась, что все будет хорошо. И рассказывала мне всякую ерунду про то, как ей хочется видеть, что я живу своей жизнью. Как она хочет убедиться, что я буду в порядке.
Я молчала, давая ему возможность выплеснуть эмоции, но ему хватило всего одной минуты.
– Обещаю, что позвоню тебе, если что-то изменится, – сказала я.
– Даже если ее состояние ухудшится?
– Даже в этом случае, – пообещала я.
В итоге Мэл провела в больнице две ночи. Лечение ослабило ее иммунную систему, и она поймала какой-то вирус, но, когда в среду Наоми привезла ее домой, на ее щеках уже начал появляться хоть какой-то румянец.
Мы с Ро сидели в его спальне, пока Мэл отдыхала в комнате напротив, готовые в любой момент примчаться к ней. Ро притворялся, что играет в компьютерную игру, а я делала вид, что пишу домашнее задание по истории.
