Книга «Колыбель» Победы, страница 3. Автор книги Герман Романов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга ««Колыбель» Победы»

Cтраница 3

«Что я Гловацкий Николай Михайлович 46‐ти лет от роду, то помню хорошо. Неужто это был сон?! Война, я в теле своего полного тезки, небо в дыму, немецкие танки… Вот жуть какая, даже десятой доли этого кошмара я в Чечне не видел. Угораздило же попасть в передрягу, еще и горло фашисту перегрыз – кто бы сказал, не поверил бы! Приснился же сон! А Соня?! Она мне тоже привиделась?! Не хочу обратно!»

Гловацкий всей своей душою и телом рванулся к яркому солнечному свету, что слепил глаза. Видимо, судорожное движение и привело полностью в сознание – теперь Николай Михайлович понял, что не спит уже, и с трудом смог открыть глаза.

– Озеро…

Голубая гладь была подсвечена встающим перед глазами солнцем – все пространство в добрых полтора десятка верст переливалось красками, да так ярко, что смотреть было больно. Остро захотелось пить, попробовал встать, но ноги не держали. Ничего не видя кругом, кроме манящей воды, Гловацкий пополз к ней, благо совсем рядом, буквально несколько метров. Странно, но вода не была холодной, впрочем, и теплой ее назвать затруднительно – само то, недаром такую водичку летней считают.

– Благодать…

Жажда прошла, сил прибавилось, сгинули усталость и боль. И только сейчас Николай Михайлович обнаружил, что сидит на песке в библейском костюме Адама до его грехопадения. Пристально посмотрел на отражение, что переливалось в чуть колеблющейся глади. Там на него свирепо скалилось изуродованное шрамами лицо, и вздох облегчения вырвался из груди:

– Не сон… Я генерал Гловацкий…

Он повернулся, и теплая волна радости заполонила душу. Соня спала – почти голышом, в нелепых белых трусиках, больше походящих на мужские «семейники», женщина свернулась калачиком, обхватив ладонями плечи. А вот гимнастерка и юбка раскиданы на песке, там, где он лежал. И тут к нему вернулся слух. Николай Михайлович услышал не только чириканье каких-то птичек, но взрывы, что гремели недалеко. Причем практически беспрерывно, создавая для зеленеющей вокруг природы несвойственный ей фон.

– Контузило меня прилично, это помню хорошо. Загибался конкретно, в глазах расплывалось, слух пропал, тело стало как студень… И боли уже не было, схлынула. Дела…

Гловацкий попытался встать на ноги, и ему это удалось, хотя один раз шлепнулся на песок. К удивлению, ощутил, что возвращается прежняя сила, руки не дрожали, колени перестали подгибаться, как лапки у кузнечика. Это его обрадовало, и он, пошатываясь, подошел к женщине. Достаточно было прикоснуться к теплому плечу, как Соня сразу же вскинулась, растрепанная, с исцарапанным лицом, но глаза тут же засверкали двумя сапфирами.

– Ты уже опамятовался, дорогой! Милый мой, хороший, единственный, родной… Я так испугалась за тебя!

Теплые руки крепко обняли его и бережно усадили на расстеленную на песке юбку. Сухие губы любимой целовали его везде, казалось, что Соня старается не пропустить ни один шрам, царапину или ранку, словно обезумев от радости. И при этом она говорила взахлеб, с надрывом:

– Тебя вечером в Псков привезли никакого, в беспамятстве – бомба ведь рядом взорвалась, бойца в клочья разодрало, а у тебя обмундирование в лохмотьях, все в крови, кишки дымятся… Я испугалась, а таки не твоя кровь, его… Контузило страшно, из ушей кровь текла, зрачки закатились, ты почти не дышал… Милый, горюшко мое! Бригвоенврач приказал в Ленинград тебя доставить, у моряков самолет на реке, у пристани… Я с тобою полетела, хотя не хотели отправлять… Ругалась, правда-правда, очень крепко, в госпиталях у нас все страшно матом кроют. Раненые всегда…

– Я тоже матерюсь, – Гловацкий попытался пригладить черные волосы, растрепанные, все в песке. Соня всхлипнула, а он лишь обнял ее за плечи – хотел крепко, вот только прежней силы у него в руках не осталось. – Дальше что было, любовь моя?

– Взлетели, я даже не испугалась, хотя первый раз в жизни полетела… И тут грохот, и мы стали падать. К тебе только прижалась, все… Ударились об озеро, самолет прямо-таки развалился в одночасье. Даже не поняла, как в воде оказалась, за тебя ухватилась и поволокла…

– Мое ты счастье, но как смогла-то? – Гловацкий удивился. Выходит, она его спасла, а то бы утонул – тушка тушкой был, ничего не помнил. Соня хрупкая, совсем маленькая, и откуда у нее силы взялись?!

– Я ведь плавать не умею, Коленька… Барахталась, за тебя цеплялась! Кусты увидела, берег рядом – самолет между островами в протоку упал. А песок под ногами почувствовала и выбралась на берег. Там сыро, камыши и кусты – вот я тебя через них на эту сторону протащила… Здесь песок, сухо – недалеко, хорошо, а то сил совсем не осталось…

– А летчики как же, Софочка?

– Я туда побежала, кричала с берега, в воду даже вошла, хотела до них добраться. Но там глубоко – дно ушло, еле вылезла. Ты знаешь, вынырнешь, глотнешь воздуха – и снова вниз тянет… Снова вынырнешь, и опять на дно. Вот так до берега обратно и допрыгала. А самолет торчит из воды, а пилоты так и не отозвались…

Женщина зарыдала, прижалась головою к его коленям, а он мог только ласково гладить ее волосы. Да уж, досталось по самое не могу – его ранение, полет, авария, гибель экипажа и смертельное купание. А ведь могла запросто утонуть, но все же попыталась спасти летчиков. Отчаянной храбрости Соня, не всякая бы так рискнула.

– Ничего, Софушка, ты у меня молодчинка!

– Я тебя ночью пыталась греть, юбку на песок постелила, гимнастеркой накрыла, прижалась крепко – и молилась… Хотя нельзя, я же коммунист, а тут религия, она опиум для народа. Уже солнце взошло, стало тепло, и сама не заметила, как прикорнула. Наверное, с час назад…

– Я тебя люблю! И горжусь тобою, родная!

– Правда?!

Она повернулась, на него в упор смотрели пронзительно-голубые глаза, сверкающие в бриллиантах слезинок. Он провел пальцами по щекам, слезы на них оставили влажные дорожки. Прижался к ним губами, язык ощутил солоноватость. Сердце переполняла нежность, он никогда еще не испытывал ощущения переполнявшего душу счастья. Много надо солдату по большому счету? Долг, перед Родиной исполненный, и любимая женщина, что всегда придет на помощь как друг, и этим все сказано.

– Я счастлив, что встретил тебя в жизни! Я люблю и не хочу с тобой никогда расставаться!

– Я тоже тебя люблю, Коленька, сильно-сильно, мне так хорошо, что ты есть у меня! Что ты рядом, мой генерал!

– И мне, радость моя, – Гловацкий нежно провел ладонью по щеке, Соня закрыла глаза и всхлипнула, затем потянулась к нему губами. Сколько они целовались на песке, он не помнил, просто не ощущал хода времени, так ему было хорошо в эти мгновения, растянувшиеся через всю жизнь.

Кто он был раньше?! Да никто, с точки зрения начальства, по их счету. Окончил Новосибирское командное училище внутренних войск в последнем выпуске советских лейтенантов. Прошел Карабах еще курсантом, потом две Чечни – три отметины, да два ордена с инвалидностью на память. И все: как там говорили им начальники – «Родина вас, ребята, не забудет!» Может быть, и так – не забыла, но и «не вспомнила» в лице своих чиновников. Попросил квартиру, что была положена, даже министру МВД писал, вот только тот не ответил с высоты своего кресла и тяжелых начальственных звезд на погонах. И верно, кто для него ковыляющий с палкой подполковник ОМОНа – так, отработанный материал, шлак, непредвиденные расходы для государства по большому счету – плати таким пенсию, а она денежки, пусть небольшие, но стоит. Впрочем, как говорят – не мы такие, а жизнь такая!

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация