Клятва Гиппократа многими считается главным текстом, определяющим, что значит быть врачом. Ее логика не просто до сих пор пронизывает учебные планы медицинских школ Запада; студенты-медики приносят ее (или ее аналоги) в ходе посвящения во врачи по всему миру. На первый взгляд, смысл этой клятвы можно свести к фразе «не навреди», однако сложности скрываются в деталях. Мало того что мы не знаем, в какой степени текст клятвы Гиппократа сочинен человеком, именем которого она названа, — даже оценки времени ее появления варьируют в промежутке от V до I века до н. э.
Для споров об эвтаназии важен один из наиболее известных фрагментов клятвы: «Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла»
[517]. В своей первоначальной форме клятва также запрещает врачам проводить хирургические операции и делать аборты. Эти положения позволяют предположить, что позиция Гиппократа были близка к учению греческого математика Пифагора. Пифагор и его последователи верили в переселение душ и святость жизни, а также в то, что умышленное прерывание чьей-либо жизни никогда не может быть оправдано
[518]. Это приводило их к мысли и о недопустимости хирургического вмешательства.
Несмотря на то что до нас дошло очень мало информации о том времени, ясно, что клятва Гиппократа не пользовалась большим влиянием среди греческих врачей в период римского господства. Скорее, можно сказать, что подъем философской школы стоицизма привел к тому, что мало кто в эллинистическом мире обращал внимание на требование клятвы не совершать эвтаназии. Стоики считали, что для укрепления вселенского порядка и достижения свободы в жизни следует руководствоваться разумом. Для них высшей целью было противостоять умыслам смерти. Последователь стоицизма Сенека писал:
Ведь что лучше изречения, которое я ему вручаю для передачи тебе: «Жить в нужде плохо, но только нет нужды жить в нужде»… Поблагодарим бога за то, что никто не может навязать нам жизнь и мы в силах посрамить нужду
[519]
.
Стоики следовали своим убеждениям и на практике. Марк Порций Катон (95–46 до н. э.), также известный как Катон Младший, был одним из главных врагов Юлия Цезаря; в трагедии Джозефа Аддисона «Катон» ему приписывается фраза: «Дай мне свободу или дай мне смерть»
[520]. После поражения противников Цезаря в битве при Тапсе Катон, не в силах вынести бесчестия, попытался покончить с собой, вонзив в живот меч, однако в итоге лишь нанес себе тяжелые увечья. Тогда он стал раздирать эти раны до тех пор, пока не умер мрачной кровавой смертью
[521]. Основатель стоицизма Зенон Китийский (335–265 до н. э.) также учил других на собственном примере. Однажды, возвращаясь домой после занятия с учениками, он споткнулся и сломал палец на ноге. Восприняв это как знак, Зенон задержал дыхание и умер
[522].
Ситуация полностью изменилась благодаря римскому императору Константину Великому (272–337), который принял христианство и обеспечил господство христианских ценностей в континентальной Европе. Христианство всегда считало человеческую жизнь собственностью Бога, даром, который мы обязаны сохранять при любых обстоятельствах. Блаженный Августин (354–430) категорически писал: «Когда закон говорит: „Не убий“, надлежит понимать, что он запрещает и самоубийство»
[523]. Влияние христианства было настолько всеподавляюще, что идея рационального самоубийства, так широко распространившаяся благодаря стоикам, полностью исчезла из европейского культурного ландшафта. В Средние века святой Фома Аквинский (1225–1274) продолжил традицию обличения самоубийства, заявляя, что оно противоестественно, вредно для общества и является грехом
[524]. Таким образом, на протяжении почти двух тысячелетий самоубийство, как обычное, так и совершенное при содействии другого человека, было не только противозаконным, но и наказуемым. Собственность самоубийц конфисковывалась, а их память оказывалась покрыта позором.
Только в эпоху Возрождения сложившийся порядок вещей начал ставиться под сомнение. Расставаясь со всеми прочими традициями и обычаями, деятели Возрождения оспорили и церковные взгляды в вопросе права человека на смерть. Томас Мор, лорд-канцлер английского короля Генриха VIII и видный католик, написал в 1516 году книгу под названием «Утопия», где изложил свои представления об идеальном обществе. Принципы острова Утопия противоречили многим важнейшим положениям христианства: священнослужителями там могли становиться как мужчины, так и женщины, причем им было разрешено вступать в брак; ко всем религиям, в том числе и к атеизму, там относились терпимо; получить развод не составляло труда. Взгляды жителей Утопии на умирание тоже были достаточно прогрессивными:
Страдающих неизлечимыми болезнями они утешают постоянным пребыванием около них, разговорами, наконец оказанием какой только возможно помощи. Но если болезнь не только не поддается врачеванию, но доставляет постоянные мучения и терзания, то священники и власти обращаются к страдальцу с такими уговорами: он не может справиться ни с какими заданиями жизни, неприятен для других, в тягость себе самому и, так сказать, переживает уже свою смерть; поэтому ему надо решиться не затягивать долее своей пагубы и бедствия, а согласиться умереть, если жизнь для него является мукой… Те, кто даст себя убедить в этом, кончают жизнь добровольно или голодовкой, или, усыпленные, отходят, не ощущая смерти. Но утопийцы не губят никого помимо его желания и нисколько не уменьшают своих услуг по отношению к нему
[525]
.
В эпоху Возрождения обсуждение эвтаназии не только возобновилось, но и стало более детальным. В 1605 году Фрэнсис Бэкон провел различие между внутренней эвтаназией, которая представляла собой мирный исход души из тела, и внешней, заключавшейся в безболезненной и не связанной с переживаниями смерти тела
[526]. Он указывал, что духовенство и близкие способствуют внутренней эвтаназии, и предлагал врачам больше работать над внешней. Похоже, однако, что Бэкон имел в виду не активную эвтаназию, при которой больному для ускорения смерти дается лекарство или проводится операция, но облегчение боли и страданий путем пассивной эвтаназии.
