Ну, тут я могла бы поспорить, если бы имела право голоса. По мне, так ничего страшнее отсутствия мозгов нет, и не будет. К сожалению, шефа привлекали в женщинах совсем другие качества, как и большинство мужчин на этой планете.
К середине бутылки водки беседа приобрела более доверительный характер.
— Вот за что я тебя уважаю, Саня, — заплетающимся языком вещал главный, — ты не только даешь ценные рекомендации, но и сам следуешь им. Выпьем.
Он налил очередную порцию в бокалы, забрызгав стол.
— Если ты не возражаешь, я хочу спросить у тебя совета по поводу тещи. Как мне ее укротить?
— Возражаю, — психолог поднял ладони вверх, как плененный фриц под Сталинградом, — все вопросы по записи и за деньги.
Еврейские корни надежно стояли на страже интересов хозяина. Вот бы Михеичу такую деловую хватку.
Между тем, за окном совсем стемнело, и в приоткрытое окно вереницей паломников потянулись первые комары.
Водка закончилась на самом интересном месте, когда шеф пытался доказать гостю, что в «Диогене» живет настоящий домовой:
— Да я тебе клянусь самым дорогим, что у меня есть. Веришь, брат?
Брат не верил. Быть может потому, что клялся Михеич Венерой Петровной, которая по совместительству была не только мамой его супруги, но и главным несчастьем всей жизни.
Шеф не врал, ни про Селивана, ни про то, что содержание тещи влетало ему в копеечку. Дошло до смешного: начальник встал на четвереньки и полез под стол за доказательствами.
Селиван не выдержал такого унижения своего кумира и спрыгнул с подоконника, на лету обернувшись котом.
— А, вот и он, — шеф торжествующе поднял домового над головой, — смотри, Саня.
— Да это же обычный кот, — психолог попытался потрогать животное, — только имя у него странное для кота — Домовой.
— Саня, ты посмотри повнимательней, — Селивана сунули под нос собутыльнику, — какой же это кот?
Саня посмотрел, даже под хвостом — кот как кот — и пожал плечами.
Домовой покорно болтался в хозяйской хватке, всем видом изображая правоту гостя. Михеич плюнул с досады, отпустил домовика и пошел к мини бару за новой бутылкой.
Александр Сергеевич пригладил реденькие волосики и ладонью расправил смятую газету на столе. В его аккуратной бородке застряли крошки колбасы. По странному стечению обстоятельств газета оказалась той самой. Михеич вернулся с бутылкой любимого коньяка и заметил, как гость изучает первую полосу.
— Илья, да ты у нас известная всему городу персона.
— С некоторых пор, — скромно ответил шеф, — слава начала меня утомлять.
— Ты прав, — вздохнул Александр, — в такие моменты хочется напиться и забыть.
— Я бы хорошо заплатил за то, чтобы забыл не я один, — шеф смял газету и бросил ее в корзину.
— Расслабься, друг. Мой личный психотерапевт считает, что лучший способ снять напряжение — это пойти туда, где никто не услышит и как следует поорать.
Главный прихлопнул особенно нахального комара и спросил:
— Саня, у тебя тоже есть психотерапевт? Разве ты не можешь лечить себя сам?
— Конечно, нет, — психолог на свет разглядывал темную жидкость в бокале.
— Понимаю, — кивнул Михеич, — профессиональная этика не позволяет.
— Не в этом дело. Просто я дорого беру.
Коньяк сделал то, чего не смогли добиться водка в паре с вином. Послал в нокаут и гостя, и хозяина, одновременно лишив возможности дойти куда бы то ни было.
За окном глаза светофоров заморгали одинаковым желтым светом. Редкие машины проносились мимо, шурша колесами по асфальту. Объевшиеся комары, виляя в воздухе, устремились обратно на свежий воздух.
Шеф открыл глаза глубоко за полночь. Он растолкал Александра и разделил остатки коньяка. Но психолог пить не стал. Нетвердым шагом он направился в туалет, откуда вернулся, немного освеженный, с мокрым лицом.
— Наверно, мне пора, — гость, шатаясь, поднялся.
— Саня, ну куда тебя несет на ночь глядя? Спи здесь, — шеф распахнул дверь в комнату, где я вместе с телом лежала на кровати.
Благодарный за то, что никуда не надо идти по темноте, Александр приблизился к моему ложу и попытался сфокусировать взгляд.
— А это еще что такое? — задал он вопрос, когда его глаза собрались в кучу.
— Не что, а кто, — назидательно продемонстрировал указательный палец Михеич, — это Маша.
— А, понятно, — психолог прилег на живот рядом с моим телом и подпер ладонями подбородок для устойчивости.
— А ты красотка, — сообщил он мне результат наблюдений игривым тоном, — давай знакомиться. Я — Александр, как Македонский.
Он попытался прижать окаменевшее тело к себе, но, с удивлением отпрянул.
— А их, что, теперь не из резины делают?
Отлучавшийся по нужде Михеич, не вникнув в суть вопроса, ответил:
— Что ты, она как гранит. Если добавить весло, то в парке можно ставить.
— Прямо как Венера Милосская, только с руками, — восхитился гость.
— Такая же красивая?
— Такая же твердая. А может мы ей, того, руки оторвем? Ну, чтобы совсем похожа была?
Михеич замотал головой:
— Не, не надо. Ей еще весло держать.
Не ожидала, что внутри психолога скрывается кровожадный маньяк. Я на всякий случай выбралась из тела и воспарила к потолку.
— А грудь могли бы и побольше сделать, — сказал эскулап и попытался ущипнуть меня за бок.
Ну, шеф, ну удружил. Я разозлилась не на шутку. А тут еще Внутренний Голос подлил масла в огонь:
— Маха, у тебя есть все шансы сегодня же освободиться от заклятья.
— Да я лучше навсегда такой останусь, чем буду целоваться с этим старым козлом, — вспылила я.
Михеич лег с другого края так, что мое тело оказалось между ним и гостем, и предложил:
— Давай спать.
Александра не пришлось долго уговаривать. Он сунул под голову ладони, сложенные лодочкой, и охотно закрыл глаза.
В комнату прокрался Жора и замер столбом. Три неподвижных тела в разных позах представляли из себя ту еще картину.
— Не говори Селивану, — взмолилась я сверху, — насмешек домовика мне только не хватало.
Призрак кивнул и просочился сквозь пол.
Проснулись мы с шефом одновременно. От крика. Кричал Александр, решив, очевидно, последовать совету своего психотерапевта. Правда, место для этого выбрал не совсем безлюдное. Но это не помешало ему орать так, что автор методики мог бы гордиться способным учеником. Я проследила за его остекленевшим взглядом и поняла, что психолог смотрит на меня. Нет, не на меня под потолком, а на меня, лежащую рядом.
