Заимев ноги и руки, я начала немедленно действовать. Сначала обезвредила собутыльника, предательски пнув по самому дорогому, а затем подхватила бутылку и бросилась бежать. Правда, недолго. Грудь подпрыгивала и грозила выйти из под контроля одежды. Мужичок, я успела узнать, что его зовут Василий, бросился вдогон. Со словами:
— Галя, вернись. Я все прощу, — он быстро сократил разделяющую нас дистанцию.
Однако Василий бессовестно врал. И теперь Галино лицо, и мое по совместительству, украшал наливающийся багровым фингал. Спасло положение то, что мужичок, дабы не испытывать судьбу, приложился к отобранной бутылке.
Пока Галя приходила в себя, оказавшись в теле Василия, я вновь совершила побег. На этот раз меня никто не преследовал, и я благополучно возвратилась к товарищу.
Дождь зарядил с удвоенной силой, и я успела промокнуть, пока дошла до остановки. Сказать, что Мурзик обрадовался, это не сказать ничего. Случайные люди, которых непогода собрала под одной крышей, с удивлением наблюдали за счастливым воссоединением.
— Видать, мамку встретил, — прокомментировала одна прозорливая старушка.
Остатки боярышника пошли на то, чтобы переместить дух Василия в свободное на тот момент тело. Придется какое–то время ему побыть Галей, так как мы уже опаздывали на электричку, до которой еще надо было добраться.
Для надежности Мурза спрятал бутылку в рюкзак, и приехавший вскоре автобус, умчал нас к новым приключениям.
Если на перроне на стажера подозрительно косились, то в вагоне откровенно старались избегать. Не смотря на час пик, место рядом с Мурзой оставалось свободным. Виной тому была тополиная веточка в форме рогатки, висящая на ухе ученика. Ее я подобрала, пока была Галей, и зачаровала так, чтобы она выглядела слуховым аппаратом. К сожалению, мои силы в чужом теле ограничены, поэтому слуховой аппарат видел один стажер, все остальные наблюдали истинное изображение. Поэтому странный парень, который не только повесил на ухо ветку, но и болтал с ней, не внушал доверия никому.
Ближайшие два часа нам предстояло провести под мерный убаюкивающий перестук колес в окружении незнакомых лиц. С ними нас объединяло только то, что мы тоже стремились покинуть блага цивилизации.
Чтобы хоть как–то скоротать время, мы болтали на разные житейские темы.
— Отец у меня бывший военный врач и всегда держит слово, — начал Мурза рассказ.
— Как это связано с твоим именем?
— Когда я родился, мама меня хотела назвать Захаром, а отец — Мурадом.
— А, они сложили два имени в одно, — догадалась я.
— Не совсем. Каждый написал свой вариант на бумажке, которые потом бросили в шапку. Это потом оказалось, что моя старшая сестра тоже захотела участвовать. Ей было девять, и она мечтала иметь кота, а не младшего брата. Конечно, в загсе наотрез отказались регистрировать такое неподходящее имя. Так что, по документам я — Мурза, а для всех домашних Мурзик.
— А твоя бабушка? Ты говорил, что она была ведуньей. Кому она передала свой дар?
— Да вроде, никому, — ответил Мурз после небольшого раздумья. — Я не совсем уверен, конечно, но, кажется, больше никто из родственников не занимается ведовством.
— Странно, — я задумалась, — насколько мне известно, она должна была выбрать наследника, иначе весь род будут преследовать неудачи на протяжении семи поколений.
— А твои родители, кто они? — спросил стажер.
— Матери я совсем не знаю, — охотно ответила я, — отца почти не помню. А бабушка нашла меня в приюте, когда я уже школу заканчивала. Я даже не уверена, что мы с ней связаны по крови. Может, она приглядела подходящую и способную, чтобы дар передать.
Мурза замолчал, погрузившись в размышления. Я тоже уставилась в окно. Пейзаж состоял из однообразных холмов, ярко–зеленых из–за молодой травы. Редкие чахлые кустики, небрежно разбросанные тут и там, дополняли оформление.
Иногда встречались небольшие поселки, которые мы быстро оставляли позади. На станциях выходили и входили люди, лица постоянно менялись, но рядом с Мурзой так никто и не садился. Если человек похож на психа и при этом не в смирительной рубашке, это не значит, что он нормален. Наверняка, и в дурдоме бывает день открытых дверей или полы покрасили.
— И как это было?
— Что? — не поняла я.
— Ну, как ты получила дар?
— А, это… — я задумалась. — Перед смертью бабушка дала мне одну вещь, которую я должна была носить, не снимая, целый год. Из нее дар постепенно перешел ко мне. Потом я выбрала духа–хранителя и заключила с ним сделку.
— Духа–хранителя? — удивление отразилось на лице стажера.
— Да. Я называю его Внутренним Голосом. Хотя, на самом деле он из воздушных шептунов, которые бродят по небесным дорогам.
— А зачем они нужны, эти хранители? — Мурз был явно заинтересован.
Я засмеялась:
— Основным занятием моего духа я могу назвать пустую болтовню. Как подумаю, что буду вынуждена его слушать до самой смерти, начинаю немного жалеть, что выбрала именно шептуна.
— То есть, ты заключаешь сделку раз и навсегда?
Я кивнула, а потом вспомнила о невидимости и сказала:
— Да.
Нас прервали самым бесцеремонным образом. В вагон шагнул бедно одетый мужичонка с гармонью наперевес. Одновременно давя на клавиши и на жалость, он медленно побрел по вагону. Черный ворон в его исполнении все вился и вился, никак не желая улетать.
Пассажиры совали ему мелочь, лишь бы быстрее отделаться от мелодии, в которой слились воедино песнь мартовского кота и мальчика из хора, переспавшего с медведем.
Дойдя до Мурзы, мужичонка остановился и прервал концерт. Его вороватый взгляд ощупал простодушное лицо стажера и карман рубашки, оттопыренный пачкой денег. А мыслишки так и вихрились вокруг головы, складываясь в подходящие комбинации.
— Подайте на пропитание старому больному человеку, — затянул хмырь, резко изменив репертуар. — Три дня не ел, умираю с голоду.
Мурз поправил веточку на ухе и полез в рюкзак. После недолгих поисков на свет появилось яблоко, которое и было торжественно вручено голодающему из Поволжья.
Страдалец, хоть и числился первым в списке на голодную смерть, есть угощение не торопился. Подозрительно осмотрел стажера и уточнил:
— Ты дебил?
— Да, — радостно согласился тот, — а ты покойник, если не унесешь отсюда свою шарманку как можно дальше.
Когда мы вышли из вагона на нужной станции, заметно похолодало. До сумерек оставалось несколько часов, и я впервые подумала, что мы рискуем оказаться в ночном лесу, если не сумеем найти засланца Вольдемара. Я попросила Мурзу одолжить тело мне, и он неохотно согласился.
— Сполосни бутылку как следует, — я напомнила стажеру, что внутри тары царит густой боярышниковый смрад, — да воду наливай. Хоть в бассейне сможешь поплавать, пока я буду тобой.
