Когда я рассказала стажеру о событиях прошлой ночи, он недовольно заметил, что я должна была его разбудить. Он шел по тропинке через лес и постоянно чесался. Ночевка в дупле не прошла даром, лицо Мурзика распухло, отмеченное укусами насекомых неизвестной породы. Одежда, пыльная и грязная, измялась от долгого сидения в неудобной позе. Вдобавок, он весь исцарапался, пока снимал одеяло с дерева. Я предлагала оставить все как есть. Но Мурза отказался, ссылаясь на тяжелый матушкин нрав и высокие принципы в отношениях с личными вещами. Если так пойдет и дальше, то ученик не доверит мне свою собственность даже под расписку.
Я вспомнила пережитое и машинально перекрестилась. Сидя в уютном шезлонге возле бассейна, я разглядывала окрестности сквозь зеленое стекло. То, что мы каким–то образом оказались в другом измерении, не вызывало сомнений.
Начну с того, что утром, покинув убежище, я обнаружила две детали окружающего пейзажа, которых накануне точно не было. Первая была тропинкой. Она начиналась от дупла и скрывалась в густоте леса. Вторая — ржавой цепью с редкими блестками позолоты, в три ряда обвивавшей древний дуб.
Это не была вселенная Вольдемара. Несмотря на громкое название, измерение одноклассника шефа можно пересечь одним плевком. Дворец с прилегающим административным корпусом, вечноцветущий сад и озеро, вот и все, чем владел мой бывший.
— А почему вселенная? — Мурзик почесал место для пинков и приключений.
— Не знаю, — честно призналась я, — видимо потому, что там все ленятся. У него, между прочим, самое огромное состояние среди членов Большого Содружества. Он может себе позволить не работать. Живет за счет экспорта.
— У него там, что, нефтяная вышка есть?
— Бери выше. Живая вода. Он единственный поставщик на все двенадцать измерений.
— Вот бы пригубить водички из такого ручейка, — мечтательный настрой стажера меня позабавил.
Интересно, как он отреагирует, если узнает, что ручеек на самом деле является озером, окруженным тройным защитным заклинанием.
Лес вокруг посветлел. Дубы уступили место стройным березкам, завернутым в белоснежную кору. Мне все время казалось, что чего–то не хватает. Слишком округлые лужайки, слишком ровные стволы и зеленые листья. Тропинка присыпана речным песком и прямая, как стрела. Белочка на дереве в голубом переднике, тоже не внушала доверия.
Бабочки над полянками кружились строго по часовой стрелке, цветы пахли так, что аромат проникал даже в бутылку у Мурзика в руке. Ежик с котомкой наперевес, идущий навстречу, остановился и вежливо спросил:
— Извините, где я могу найти белую лошадь?
Мурзик неопределенно махнул куда–то вдаль. Говорить мешала отвисшая челюсть. Ежик благодарно кивнул, сошел с тропинки и побрел в указанном направлении.
— Не, ну а что он должен был спросить? Как пройти в библиотеку? — успокоила я впечатлительного ученика. — Надо было его к белочке послать. Уж, она точно знает, где у них тут лошади пасутся.
— Я просто никогда в других измерениях не был, — попытался реабилитироваться Мурз.
— Разве у вас в школе не устраивали бесплатные экскурсии на летних каникулах?
— Устраивали, — кивнул стажер, — но меня матушка в эти поездки не отпускала.
— Интересно, — хмыкнула я, — а теперь, значит, ребенок вырос, может гулять, где захочет.
— Я ей не сказал, — признался подопечный. — Она думает, что мы на семинаре по обмену опытом.
Так мы и шагали, то есть, шагал один Мурзик, а я, незаметная для всех, плыла рядом. Надежда, что засланец отыщет нас здесь, таяла с каждой секундой.
Однако рано я отчаивалась. Когда мы поравнялись с кустами куманики, из колючих зарослей выглянуло заросшее лицо.
Глава 8. Неожиданные встречи, или где пасется белая лошадь
Засланец был мне незнаком. У него в бороде застряли веточки и листья, а холщовую хламиду, которая служила ему одеянием, медалями украшали гроздья рябины.
Он заметил Мурзика, развернулся на сто восемьдесят градусов и исчез. Причем, абсолютно бесшумно, словно окунь нырнул в глубину.
— Лови его, — почему–то закричала я.
У стажера даже веточка соскочила с уха от неожиданности, чего он совсем не заметил. И я не подумала его останавливать. Все равно от нее никакой пользы, если ученик поверит, что может говорить со мной и так, ему больше не придется полагаться на сомнительное устройство.
Бежали мы долго, до тех пор, пока одежду стажера со всех сторон не облепили колючки, как заправского генерала ордена. Осознав бесполезность затеи, Мурз решил вернуться на тропинку и не смог. Когда мы в четвертый раз вышли на опушку, где аккуратной кучкой лежали незаслуженные репейные награды, нервы стажера дали сбой. Он швырнул под ноги рюкзак и выругался, совсем как Михеич на планерке, когда Дуся ему в кофе вместо сахара случайно добавила соли.
— Ку–ку, — раздалось из ветвей ближайшего дерева.
— Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось? — мрачно поинтересовался Мурзик.
— Если так выражаться будешь, то недолго, — успокоили из глубины кроны.
— Ни…
— Ку–ку…
— …себе, говорящая птичка.
Да, я понимаю, стажер растерялся. Иначе, зачем ему желать такое. Надо не забыть напомнить парню, что некоторые обороты великого и могучего не подходят для нежных девичьих ушей. Даже если эти уши далеко и хранятся в коробке из–под холодильника.
— Ты поосторожней с желаниями, — предупредила я, — вдруг исполнятся.
Он покосился на дерево, откуда с ним вела беседу невидимая кукушка. Легкое опасение пробежало по веснушкам на лице ученика.
Белые облачка над головой напоминали стадо упитанных барашков. Солнце двигалось по небосклону от одного облака к другому, как будто хотело приласкать каждое из них. Мурз давно снял ветровку и повязал ее вокруг пояса. Я залюбовалась широкими плечами. Жалко, что на каждый килограмм столь великолепного тела, приходится так мало мозгов.
— Надо выбираться из леса, — напомнила я, — может, уступишь тело?
— Я сам решу этот вопрос. Как настоящий мужчина, — гордо отмахнулся Мурзик.
— Ну, ладно, — мне не хотелось спорить, — решай. Только скорее, а то тут наверняка волки водятся.
Мурзик поставил бутылку возле рюкзака, сложил ладони рупором и заорал так, что волков мы могли больше не опасаться как минимум часа два.
— Лю–ю–ди-и-и…По–мо–ги-те–е–е…А–а–у-у-у…
Когда испуганные птицы улетели, в кустах стихла возня мелких зверюшек, а я машинально нырнула в бутылку, Мурз закрыл рот. Как ни странно, мужской метод сработал. Зря я не верила в успех.
Очень скоро на полянку со стороны осиновой рощицы вышла опрятно одетая старушка. Кукольное личико, обрамленное белоснежным платочком, лучилось добрыми морщинками. Сиреневое платьице в ромашковом узоре, вышитый передник и, несмотря на теплую погоду, шерстяные носки. На ногах, почему–то, блестящие галоши. Корзинка в руке, прикрытая ветхой тряпицей, в которой с одинаковым успехом мог поместиться и колобок, и пистолет тридцать восьмого калибра, довершала образ.
