Несколько лет назад Нина вышла замуж за норвежца Бастиана – здоровенного и свирепого на вид мужика, обросшего лохматой рыжей бородой – и уехала вместе с ним в Осло. С тех пор наше общение с ней свелось к переписке в мессенджерах и редких беседах по скайпу. И как-то раз, во время одного из таких разговоров, я пожаловалась Нинке на усталость, на то, что меня достала работа, что я не была в отпуске уже пару лет, на что та мне ответила:
– Так приезжай к нам. Мы с Бастианом будем очень рады.
Я поначалу решила, что это просто вежливый способ поддержать разговор. Но Нинка внезапно сама загорелась этой идеей, стала меня теребить, расспрашивать, выбрала ли я время, купила ли билеты. И в конце концов я решила, что и в самом деле заслужила отдых, так почему бы заодно не повидаться с подругой?
У Нинки мне понравилось. Ее брутальный супруг на деле оказался скромнейшим и деликатнейшим человеком. Кажется, он даже слегка побаивался энергичной и резкой жены. Сама Нинка не уставала петь мне дифирамбы:
– Как ты изменилась! Я тебя помню совсем другой – женственной, задорной. А теперь ты прямо настоящая Тильда Суинтон. Стриженая, резкая, худая. Железная бизнес-леди.
Я отшучивалась в ответ, не желая признаваться, как устала от этой прилипшей ко мне маски, как мне надоело, просыпаясь утром, лихорадочно соображать, где я – в Париже, Нью-Йорке или Милане. Как меня измотала бесконечная организация самых разнообразных шоу в противоположных концах мира. И что моя идеальная форма – не что иное, как простая невозможность набрать лишний килограмм в условиях вечной круговерти и нервотрепки.
Приняли меня здесь очень радушно, пожалуй, даже чересчур. Создавалось ощущение, что Нинка считает себя обязанной обеспечить мне феерическую культурную программу. И потому с самого приезда у меня практически не было свободного времени – то мы катались по фьордам, любуясь их суровой северной красотой, то бродили по крепости Акерсхус, а сегодня вот оказались на огромном рок-фестивале, в организации которого Нинка принимала участие, работая в команде звукорежиссеров. Усадив меня на место, она тут же убежала за кулисы. Потом, в течение концерта, она иногда появлялась на секунду – поинтересоваться, как мне нравится происходящее, и тут же исчезала работать. Я же, не решившись сказать ей, что громкая музыка и грандиозные шоу достали меня еще дома и что здесь я бы с большим удовольствием поболтала с ней за бокалом вина, вынуждена была смотреть разворачивавшееся передо мной действо и по неубиваемой профессиональной привычке отмечать, где бы я иначе поставила сценическую хореографию, а где поменяла бы пару человек из подтанцовки.
Группы здесь выступали совершенно разные – как мировые монстры рока, так и начинающие молодые артисты. Притом устроители зачем-то перемешали их в случайном порядке, так что невозможно было предугадать, кого увидишь следующим – кого-нибудь из ветеранов рок-движения или никому пока не известных новичков. Программу концерта я, признаться, изучила не слишком внимательно, и потому, когда ведущая в этом своем стилизованном под косуху дорогущем вечернем платье объявила следующих исполнителей, внутри у меня что-то дернулось и тоскливо задрожало.
The Ashes. Малоизвестная группа из Британии. Выходит, их еще приглашали на мероприятия такого уровня? В новостях из мира шоу-бизнеса участники группы фигурировали редко, были слишком мелкой сошкой. Информация о них иногда появлялась на сайтах локальных британских новостей, но туда я заглядывала редко. Хотя, будем честны, все же заглядывала иногда, вот уже 12 лет.
Первым моим побуждением было подняться со своего места и сбежать с трибуны куда-нибудь подальше отсюда. Но я тут же обнаружила, что ноги мои приросли к полу, а в коленях появилась позорная слабость. Меня накрыло каким-то гибельным мазохистским любопытством. Очень захотелось посмотреть на него, на то, каким он стал с годами – сильно ли изменила его жизнь, во что превратила некогда субтильного мальчишку с рано постаревшими, усталыми глазами? Это было и притягательно и страшно – взглянуть на человека, однажды переехавшего мою жизнь, посмотреть в глаза моего возлюбленного врага и, как в зеркале, увидеть в них отражение самой себя.
Эдриан Арджент. Солист группы. Странный парень с узким треугольным бледным лицом, на котором так резко и драматично выступали огромные, окаймленные густыми черными ресницами прозрачно-голубые глаза. Острые скулы, яркий крупный рот, нервная грация движений худой, вечно дерганной фигуры, изящные запястья, перевитые кожаными и металлическими браслетами. Голос – хриплый, низкий и в то же время способный вдруг взлетать до высоких пронзительных нот и тут же очаровывать тебя бархатной теплотой. Дарование – редкостное, уникальное, заставляющее его вскакивать посреди ночи, хвататься за гитару, сбиваться с мелодии, злиться, метаться по квартире и вдруг с первым лучом рассвета выдавать законченную песню – и музыкальную тему, и текст, – от которой у случайных слушателей перехватывало дыхание.
И в то же время тонна самомнения, полная неспособность к методичной работе, соблюдению договоренностей, ответственности, невозможность вместить в голове, что кроме него, его музыки, звенящих в его голове строчек, есть еще мир вокруг, есть другие люди со своими мыслями и чувствами. Боязнь привязанностей – паническая, едва ли не фобия, заставлявшая его с треском рвать любые образовавшиеся связи, отталкивать от себя всех, с кем его связали более или менее сильные чувства.
Эдриан Арджент, человек, двенадцать лет назад едва не сведший меня с ума. Человек, которого я любила больше, чем кого бы то ни было в жизни, – и так же страстно, темно и кроваво ненавидела.
Мы познакомились с ним в Москве. Мне тогда было тридцать, ему – двадцать восемь. Я работала в команде, отвечающей за организацию концерта, открывающего мировое турне Милен Фармер. Отлично помню, как главный менеджер проекта сказал мне:
– На разогреве будет выступать пока малоизвестная британская группа The Ashes. Ребята совсем молодые, но знатоки рока ставят их очень высоко и пророчат большое будущее. Это турне для них – огромный шанс, могут прогреметь на весь мир. Но опыта участия в проектах такого масштаба у них пока нет. И в России они до сих пор не выступали. Мы решили пригласить их заранее – пусть дадут несколько концертов в московских клубах, разыграются. А потом уже как следует отработают перед Фармер и отправятся вместе с ней дальше.
– То есть мне с ними придется повозиться? – уточнила я, раздосадованная от того, что в ближайшие недели обязана буду нянчиться с новичками, не умеющими держаться на сцене.
– Нет-нет, они очень профессиональные, – заверил меня менеджер. – К тому же их солист, Арджент… Выдающийся парень, такая харизма, такая энергия, умеет зажечь зал. Ну, сама увидишь.
И я увидела – c первой же репетиции, куда Эдриан ввалился уже чем-то раздраженный, похмельный, картинно упал на диван и принялся жаловаться на судьбу. Я тогда, помнится, досадливо поморщилась и решила про себя, что в ближайшее время мне придется, стиснув зубы, терпеть закидоны очередного капризного юнца, заранее мнящего себя новым Миком Джаггером.
