Спустя час её разбудил Антон.
– Мы должны уйти, – произнес он.
Она послушно встала, в последний раз прошлась по комнатам. Из кухни она прихватила любимую кружку Виталика, а со стены в гостиной две фотографии и вышла.
Первым человеком, с которым она столкнулась дома, был Валера.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она.
– Я поживу с вами какое-то время. Ты не против?
– Делай что хочешь, – равнодушно ответила она.
На лестнице Катя встретила младшего сына. Он выглядел совсем взросло в костюме и с ноутбуком в руках.
– Матвей, обними меня, пожалуйста, – произнесла она, присев на ступеньку.
Мальчик обхватил руками её шею.
– А поцеловать? – попросила она.
Сын коснулся губами её щеки.
– Ты очень горячая, мам. Все хорошо?
– Да. Удачного дня, дорогой,– произнесла она приподнимаясь.
– У тебя новая кофта?
– Тебе не нравится?
– Она тебе велика.
– Зато в ней тепло, – ответила Катя отворачиваясь.
В спальне она упала на кровать и сразу уткнулась в подушку, чтобы хоть как-то приглушить рыдания.
Через несколько минут, как только машина с пасынками выехала из дома, Валера заглянул в комнату жены. Он едва узнал Катю в женщине с бледным отекшим лицом. Она не спала и не бодрствовала, а в полубессознательном состоянии металась по кровати и стонала.
На секунду он выбежал из её спальни, чтобы криком распорядиться вызвать врача, а потом вернулся к жене и до приезда медиков не отходил от неё. Валера не знал, как ей помочь, он только наблюдал, как она мечется, комкая простыни и подминая подушки.
Неожиданно она затихла и, посмотрев на него невидящим взглядом, спросила:
– Зачем ты это сделал со мной?
А потом забилась в конвульсиях. Первый раз в жизни Валере стало страшно. На мгновение он решил, что Катя лишилась рассудка.
Часть пятая. Утешение.
Больше месяца первая леди не появлялась на публике.
Пресс-служба президента не стала врать, она официально заявила, что Катерина Мишина находится в продолжительном отпуске по причине болезни. Правда, диагноз, двустороннее воспаление легких, оглашать не стали. Мало верили в то, что, залечив физический недуг, первая леди поспешит приступить к общественной жизни. Так и случилось.
Катя продолжала существовать в полубреду, часами не покидая свою комнату и принимая двойную дозу успокоительных препаратов. Когда сыновья находились дома, она ненадолго выходила к ним, пыталась общаться, но больше слушала, чем говорила. А потом при удобном случае она исчезала в своей спальне, где ложилась в постель и с отсутствующим взглядом смотрела в потолок. Иногда она смотрела черно-белые зарубежные драмы на дисках. Новостные передачи избегала: там много говорилось о терактах и автокатастрофах.
Так президент расправлялся с организаторами покушения. Во все времена спецслужбы уничтожали людей, прикрываясь несчастными случаями.
Происходящее Катю не пугало. Пугать можно живую душу, а её душа умерла. Осталось только тело, но тело без души лишь пустая оболочка. Днем Катя часто принимала снотворные препараты, чтобы, погрузившись в сон, отстраниться от мира, а по ночам в сопровождении телохранителей выезжала на кладбище к Виталику. Она не спеша прогуливалась по аллеям, прежде чем остановиться у его могилы, а после, присев на скамейку, принималась пристально смотреть прямо перед собой.
Валера не препятствовал её ночным прогулкам. Наверное, отпустив ситуацию, выжидал, что его сильная мудрая жена вскоре должна справиться сама. Но Катя не собиралась возвращаться, наоборот, она таяла на глазах, ела так мало, что вес её тела катастрофически снижался.
Заметив это, Мишин поменял тактику, стал заходить к ней в комнату утром, незадолго до выезда из дома и по возвращении вечером с тарелками, полными еды. Она послушно приподнималась на подушках и заставляла себя проглатывать несколько кусков, зная, что чем скорее сделает это, тем быстрее он уйдет. Но вскоре его визиты приняли затяжной характер.
– Чем я могу тебе помочь? – однажды спросил он.
– Не хочу.
– Даже ради сыновей?
– Оставь меня в покое, – пробормотала она отворачиваясь.
– Ты долго не была на публике, и это породило слухи о твоем лечении в онкоцентре. Сегодня Корней спрашивал, правда ли это, – произнес Валера.
– Не надо, – прошептала она, закрывая лицо ладонями.
– Что не надо?
Катя запрокинула голову и с ненавистью посмотрела на него.
– Приплетать сюда детей! Ты хочешь, чтобы я разыгрывала счастливую жену, потому что трясешься за свой имидж. Я ненавижу тебя! Ненавижу!
Схватив с тумбочки вазу, она кинула её в президента, но промахнулась.
Валера скрылся в дверях, а её трясущиеся руки потянулись к тайнику с таблетками. Если домашние узнают, что она принимает лекарства, то могут отобрать их. Катя приняла таблетки и свернулась калачиком на кровати.
Она проснулась с наступлением ночи и снова поехала на кладбище. Катя опять неподвижно сидела у могилы, не отрывая глаз от изображения Виталика на мраморной плите, только на этот раз за ее спиной раздались чьи-то неторопливые шаги. Телохранители не шелохнулись, значит, кто-то свой.
Катя оглянулась и увидела патриарха. Тяжело вздохнув, он присел с ней рядом. Они никогда не были особо близки, вместе их можно было увидеть только на торжественных службах. Катя была уверена, его приход сюда не личная инициатива, а просьба Валеры.
Катя настроилась прослушать нравоучения и несколько цитат из Библии, но прошла минута, две, а патриарх все молчал.
– Вы знаете, кем он был для меня? – спросила Катя.
– Да.
– И вам известно, что представляет мой брак?
– Да.
– Тогда почему вы здесь? Неужели церковь поощряет ложь? – язвительно спросила она.
Патриарх ответил не сразу.
– Твой обман спасает людей, даёт им веру в счастье, добро, делает их лучше, – произнес он после небольшой паузы. – Человек редко бывает честен даже с собой, а что можно говорить о мире вокруг него.
– Вы хотите, чтобы я продолжала проповедовать ложь, как вы свою веру, – с сарказмом заметила Катя.
– У человека должна быть вера, – невозмутимо произнес патриарх. – Вера – это стержень души, вера – это правила, на которые люди опираются, прежде чем совершить те или иные поступки. Люди, живущие без заповедей, считают себя свободными, но на самом деле они потерялись в огромном мире.
– Я не хочу быть ни опорой, ни стержнем. Я всего лишь одинокая женщина, которая очень устала, – произнесла она.
