– Сколько я болела?
– Десять дней. У тебя была сильная лихорадка, думал, не выкарабкаешься.
Андрей говорил нарочито равнодушно, но я видела, как ходят желваки под крепко сжатыми челюстями. Теперь понятно, почему он сам так осунулся – боролся за мою жизнь. Благодарность всколыхнула душу, но и я тоже не подала виду.
– Ладно, пошли есть, – обхватил он меня за талию и подвел к столу.
Мясо тушеное с грибами показалось мне самым вкусным из того что я когда-нибудь ела. Андрей положил мне совсем чуть-чуть, объяснив, что сразу нагружать желудок опасно. Я, конечно, хотела попросить добавки, но не рискнула. Да и телом снова завладела слабость.
После обеда он помог мне вернуться в постель. Все равно ни на что другое я не была способна. Только вот спать я не хотела, видать, наспалась за время болезни на всю жизни вперед.
– Не уходи, – попросила я Андрея, догадавшись, что он собирается выйти из дома.
Немного поколебавшись, он уступил, только сел подальше от меня, на пенек у очага.
– Почему ты со мной никогда не разговариваешь? – спросила я, ужасаясь как плаксиво прозвучал мой голос.
Андрей, казалось, этого не заметил.
– Ты хочешь со мной поговорить?
– Ну да…
– Зачем?
– А зачем люди разговаривают?! – возмутилась я. Его вопросы не показались мне логичными. Он явно думал о чем-то другом и отвечал невпопад. – Чтобы оставаться людьми, а не превращаться в дикарей!
– Как я? – усмехнулся он.
– Как ты! – выпалила я, о чем сразу же пожалела. Обижать его не хотела.
Но он и не думал обижаться. Вместо этого задорно улыбнулся и спросил:
– Так о чем поговорим?
– Расскажи о себе, о своем детстве, – подошла я издалека.
Примерно такой реакции я и ждала. Андрей сразу же помрачнел и замкнулся в себе. Как же мне тебя разболтать, дружок? Должна же я проверить свою догадку.
– В моем детстве нет ничего интересного, – буркнул он и, схватив кочергу, принялся ворошить угли.
– Кто твои родители? – не собиралась отступать я.
– Отец столяр, мать учительница, – с неохотой отвечал он, не глядя на меня, продолжая с остервенением работать кочергой.
– А братья. Сестры есть?
– Старший брат.
Вот теперь я подошла к самому главному.
– А ты случайно не из деревни В.?
Он бросил на меня быстрый взгляд и коротко кивнул. Ага! Возле первого пункта ставим плюсик.
– А правду говорят, что один охотник из твоей деревни убил медвежонка из-за необычного окраса шкуры?
Я замерла в ожидании ответа. Сейчас он или окончательно замкнется в себе и больше никогда не станет разговаривать со мной, или я получу ответ на свой вопрос.
– Правду. Это был мой отец, – ответ прозвучал глухо, словно у него резко осип голос.
Так. Ставим второй плюсик.
– Так ты и есть тот мальчик, о котором говорится в легенде? – нарочито небрежно задала я очередной вопрос.
– Не знаю я никаких легенд, но я сын своего отца. Все? Поговорили? – зло уставился он на меня.
– Нет еще, – спохватилась я и выдала самую ласковую улыбку из своего арсенала. – А правда, что тебя похищала какая-то старуха?
В этот момент мне показалось, что он меня сейчас поколотит. Я даже заметила, как сжались его кулаки.
– И это тоже правда, – процедил он, снова отворачиваясь.
– И кто тебя покусал? – выпалила я, пока он не ушел или не побил меня.
– Все, хватит с меня вопросов! – вскочил он с пенька и направился к двери. – Поговорили…
– Андрей! – позвала я, когда он уже открыл дверь. – Почему ты такой скрытный? – спросила у его спины.
Он медленно повернулся и посмотрел на меня как-то очень грустно. От его взгляда даже слезы попросились на глаза.
– Потому что есть вещи, о которых нельзя рассказывать…
– Ты забыл добавить «кому попало», – разочарованно пробормотала я, впрочем, в уже закрывшуюся за ним дверь.
Поправлялась я быстро. Отсыпалась, отъедалась, окруженная заботой со стороны Андрея. После памятного разговора, а вернее, игру в вопросы и полуответы, он как-то переменился, стал более задумчивым что ли. Часто я ловила на себе его взгляды, но он сразу же отводил их и делал вид, что чем-то сильно занят. Я все ждала, что он заговорит, но этого не происходило. В конце концов, меня это стало тяготить, и я тоже окунулась в работу, тем более что уже полностью поправилась и была полна сил.
Целыми днями я шила. Существенно пополнила наш с Андреем гардероб, починила верхнюю одежду. Правда, наряды наши не блистали красотой или разнообразием, потому что шились все из той же холстины, что и раньше. И где он только раздобыл ее в таком количестве? Но для тела она была приятная, и на том спасибо. На своих сорочках я даже вышила цветочки, вспомнив технику вышивки гладью, которой обучалась когда-то в детстве.
Как-то разглядывая себя в зеркало, я заметила, что волосы мои здорово отрасли, стрижка уже не смотрелась такой стильной, как раньше. Тогда я попробовала подстричь волосы. Каково же было мое удивление, когда результаты мучений мне понравились. Я стала выглядеть по-другому, показалось даже, что моложе. Я и Андрею предложила привести его голову в порядок. Пришлось уговаривать, но на его космы я уж точно смотреть не могла. После того, как он сбрил бороду и усы, у меня аж руки чесались подстричь его.
Наконец, я и его загребла в лапы цирюльника-самоучки. Стригла я его долго, а потом еще дольше не могла налюбоваться. Правда, делала это как обычно исподтишка. Нет-нет да бросала на него взгляды, до такой степени он казался мне симпатичным.
Странное у меня сложилось к нему отношение. И чем больше я над этим размышляя, тем сильнее приходила к выводу, что я к нему привыкла. Наверное, даже буду скучать, когда отправлюсь домой. Почему-то об этом думать не хотелось. Потом подумаю…
Однажды утром Андрей разбудил меня очень рано. Сам он уже был полностью одет. Сердце мое невольно сжалось от нехороших предчувствий.
– Что случилось? – села я в постели, протирая глаза.
– Мне надо уйти, – тихо произнес он.
Я уже и сама догадалась, что наступил один из ТЕХ периодов. Уже вовсю накатывала тоска, стоило представить, что снова останусь тут в одиночестве.
– Надолго? – свесила я голову на грудь, исподлобья глядя на него.
– Дней на пять…
Я молчала и он тоже. Но не уходил, продолжал стоять рядом, словно собирался что-то еще сказать. Я же понимала, что никакие доводы его удержать не в силах. Не первый раз он уходит и не последний.
– Ната, – вскинул он голову.
