— Да кем ты себя возомнила?!
Ну вот, кажется, на лицо первое проявление эмоций. Мадам даже спину выпрямила и подалась вперед, «вцепившись» в меня колючим взглядом.
— Ты ничтожество, жизнь которого и гроша ломанного не стоит. Тебя собирался обласкать сам глава клана, осыпать золотом и почестями. Ты же предпочла сбежать к его братцу, у которого таких как ты было бессчетное количество. Калина всегда получает свое. Да тебе ли об этом не знать, — усмехнулась она, вложив во взгляд все то, что не высказала вслух.
В душе появилась гадливость. Только вот, не могла определить природу этого чувства. То ли слова мадам Виолетты породили его, то ли сама она так на меня действовала. Захотелось закрыть глаза и чтобы когда открыла их, ее уже в комнате не было. Ни видеть, ни слышать ее не хотелось.
— Ты думаешь, ради тебя он пойдет против своего брата? Да ни в жизнь! Здесь всем управляет Гордей. Он тут единственный самый главный. А Калина… привык подчиняться главе, как и все мы. Ты же его очередная игрушка, которой он вскоре пресытится.
— Не правда! — выкрикнула я, хоть и дала себе слово не обращать внимания на ее колкости. В глубине души понимала, что говорит все это она мне специально, чтобы позлить. — Как тогда вы объясните вот это?
Я откинула с шеи волосы и показала ей клеймо. Вот тут выдержка изменила этой монолитной женщине. Лицо ее вытянулось от изумления, но лишь на долю секунды. Очень быстро она взяла себя в руки, а во взгляд ее вернулась холодность вкупе с презрением.
— А никак. Разве что, ты настолько ему вскружила голову в постели, что он на время потерял ее. Очень скоро Калина пожалеет о содеянном и избавится от тебя. Поверь, он найдет самый действенный способ.
Думать о том, на что это она сейчас намекает, совершенно не хотелось. Как бы я ни старалась отключиться, слова мадам капали мне в душу раскаленным свинцом и жгли ее нещадно.
— Не пожалеет, — буркнула я, не глядя на нее.
— Дура ты, Маруся! И жизни совершенно не знаешь. У таких мужчин душа даже не потемки, а мрак кромешный. Постигнуть ее невозможно.
А вот жалость ее мне совершенно не нужна. От нее становилось еще противнее.
— Что вы от меня хотите? — напрямик спросила я. С трудом удержалась, чтобы не указать ей на дверь.
— Я? Ровным счетом ничего, — рассмеялась мадам. — Лишь рассказать тебе о новом статусе тут. А теперь пойдем…
— Куда? — ошарашенно переспросила я.
Виолетта легко для своей комплекции поднялась с кресла и направилась к двери. Я, по всей видимости, должна была немедленно последовать за ней. Но так не пойдет. Ко мне вот-вот придет Анна — единственный тут человек, с которым я могу поговорить на чистоту.
— Ты еще не поняла? Тут тебе больше нет места. Отведу тебя в покои того, кому ты теперь и принадлежишь.
— Но?..
— Встала! — рявкнула мадам так, что меня аж подбросило с кровати. — И пошла вперед! — распахнула она дверь.
Подчинилась, словно действовала на автопилоте. Никогда еще не видела эту почти всегда уравновешенную женщину в таком состоянии. Она злилась и сдерживаться у нее получалось с великим трудом. Казалось, отпусти она свои чувства, и от меня останется мокрое место. Интересно, когда, а главное, чем до такой степени умудрилась ее разозлить? Ну не тем же, что сбежала, желая для себя лучшей участи, честное слово! Ни один разумно мыслящий человек не станет меня за это упрекать. Разве что, мадам уже давно к таким не относилась. Кто знает, насколько прочно образ жизни этого дома и клана в целом впитался в ее кровь. В любом случае, про Анну я уже и забыла, до такой степени захотелось скорее оказаться подальше от мадам.
Как до этого за молчаливым провожатым, служащим Луки, так и сейчас я следовала за мадам Виолеттой, покидая половину танцовщиц, так и не успев с кем-нибудь повидаться. Мне просто не дали такой возможности. Она вела меня какими-то лабиринтами, постоянно сворачивая в разные стороны. При необходимости ни за что не найду дорогу обратно самостоятельно. Кроме того, мне казалось, что мы спускаемся, коридоры постепенно уводили нас вниз. Не помню, чтобы ощущала подъем, когда шла на половину танцовщиц. Все это казалось мне странным и рождало подозрения. В какой-то момент я не выдержала и обратилась к широкой спине Виолетты:
— Куда вы меня ведете и почему так долго?
— К твоему хозяину, куда же еще, — не оборачиваясь ответила мадам. И шагу прибавила. Теперь мне приходилось за ней практически бежать.
Интересно, куда она так торопится, если Калина разрешил мне развеяться и сказал, что придет за мной сам? Подозрения в душе разрастались с такой быстротой, что в какой-то момент я резко осознала подставу. Ведь она меня явно ведет не к Калине в покои! Туда бы мы уже давным-давно добрались. Тогда, куда и к кому? Ведь если верить Калине, клеймо принадлежности делает меня неприкосновенной для всех без исключения. Может ли хоть кто-то нарушить заведенный устав?
От озарившей меня догадки я резко остановилась.
— В чем дело? — развернулась ко мне мадам Виолетта, нехорошо прищурившись.
— Куда вы меня ведете? — снова спросила я, стараясь вложить в голос всю суровость, что испытывала сейчас.
— Куда надо! — схватила она меня за запястье, больно сжав его, и потащила за собой.
Как ни упиралась, мадам была гораздо сильнее меня. Сейчас она мне казалась борцом сумо, а не верхом элегантности, каким считала ее всегда. Откуда столько злости? Ей-то лично я что плохого сделала?
Додумать мысль не успела. Мадам резко остановилась у появившейся откуда ни возьмись одинокой двери. Распахнув ее, она втолкнула меня в темнеющую пустоту и с грохотом захлопнула дверь.
— Выпустите меня! — принялась я колотить кулаками в гладкую деревянную поверхность, понимая, что та на редкость прочная, даже не трясется под ударами. — Выпустите!.. — прислонилась я лицом к двери, чувствуя как силы начинают покидать меня, уступая место отчаянию.
— Марина! — раздался голос мадам Виолетты, и я перестала дышать, впитывая каждое слово. — Я совершила большой грех, но на то у меня были серьезные причины, — голос ее звучал глухо и как-то обреченно. — Никто не в праве нарушать предначертанное… Но я должна была, вынуждена… А тебе, девочка, хочу дать совет. Смирись. Смирись с неизбежным и не пытайся бороться с тем, кто гораздо сильнее и могущественнее тебя. Правда всегда будет на его стороне, да и коварства ему не занимать. Если Гордей что-то задумал, то он добьется своего любыми способами. И даже клеймо принадлежности другому не послужит ему помехой. Калине не одолеть брата. И… прости меня, если сможешь.
— Мадам! Мадам Виолетта! — в панике закричала я, когда подумала, что та уже ушла, такая тишина повисла в воздухе. — Мадам! — зарыдала я в голос. — Мне нужно выйти отсюда. Я должна спасти отца, который вот-вот появится в клане. Гордей убьет его!
— Про отца твоего я ничего не знаю, — раздался ее голос, и я поняла, что она все еще продолжает оставаться за дверью. — Но ты можешь попросить у Гордея для отца пощады. Уверена, он окажет тебе эту услугу, если ты будешь ласкова с ним. Прощай, девочка, и береги себя.
