Мысли о Луке зародили в голове вопрос, который я поспешила озвучить.
— Почему Елена не рассказала отцу про сына?
Или он знал? От подобной перспективы меня бросило в дрожь. Но сразу же я эту мысль отбросила, как одну из самых бредовых. Такого просто не может быть! Мой папа — достойнейший из мужчин и настоящий семьянин. Уверена, что никого он не любит так сильно, как меня. Я для него все, а сейчас еще и причина его страданий. Да знай он о сыне, разве не старался бы видеть его и участвовать в воспитании? Конечно, всеми силами бы стремился к этому. И остаться в тайне от меня это тоже не смогло бы. Одно дело, скрывать события давно минувших дней и совсем другое — держать в тайне частые визиты куда-то.
— Сестра не хотела этого ребенка, — заговорил Калина, прервав мои размышления. — Узнав, что забеременела, она впала в ярость и только и твердила об аборте. Гордей вынужден был изолировать ее от всех, чтобы образумилась. А потом… потом аборт уже было делать поздно, но появилось недовольство полнеющей фигурой. И до момента рождения Луки она уже пряталась сама, даже зеркала все велела убрать из своей комнаты, — усмехнулся Калина. — Лука родился слабенький, семимесячный. Мы боялись, что он не выживет, но и тут сестра всех удивила. Кто бы мог подумать, что в ней проснется такой силы материнский инстинкт, что она потеряет сон и все время будет проводить возле колыбели младенца? Она была бы отличной матерью, если бы не умерла, — совсем тихо и очень грустно закончил он.
— Но почему?.. Почему она скрыла Луку от отца? Ведь моя мама, если не ошибаюсь, появилась через несколько лет после рождения Луки?
Я прикидывала в уме. Получалось примерно, что мой вновь обретенный брат старше меня лет на пять. А это значит, что года три после рождения сына Елена встречалась с отцом, пока не появилась соперница. Я точно знала, что родители мои поженились через полгода после знакомства, а еще через девять месяцев родилась я.
— Честно говоря, не знаю. Тогда меня мало это интересовало, а потом и вовсе. Да и вряд ли ди… твоего отца пустили бы в клан. Он был чужой.
— И все же странно… — размышляла вслух я. — Лука мог бы сблизить их.
Я тут подумала, как бы сложилась жизнь отца, если бы Елена рассказала ему про сына? Наверное, совсем по-другому. Он бы женился на ней, и Гордей был бы вынужден принять чужака. Я бы не появилось на свет, а мама бы моя, скорее всего, сгинула в диком лесу. Б-р-р… Кошмар! Нет, такое развитие событий мне совершенно не нравится. Да и в жизни все складывается так, как должно быть, тут я относила себя к фаталистам. В судьбу я верила, как, собственно, и в возможность влиять на нее.
— Сестра всегда была милой сумасбродкой, избалованной девчонкой, — в голосе Калины было столько теплоты, что даже как-то стало неприятно. Как же сильно нужно любить человека, если прощаешь ему (ей) даже самые дикие выходки. — Скорее всего, она скрывала сына из упрямства. Возможно, хотела рассказать позже, но не успела.
Ответить ему не успела, за меня это сделал голос, отчетливо прозвучавший в подвале и заставивший меня напрячься.
— Ошибаешься, братец. Никогда и ничего я не делала, не подумав.
Тут же повеяло уже хорошо знакомым запахом ландышей, а подвал осветило призрачное сияние, стелясь по полу перламутровыми сполохами. Как обычно, Елена появилась неожиданно и с какой целью, ума не прилагала. Она приблизилась к нам на расстояние вытянутой руки и смотрела сверху-вниз. Я почувствовала, как руки Калины крепче сомкнулись вокруг меня, словно в попытке защитить.
— Голубки попали в клетку, выбраться из которой не могут, — усмехнулась дух одними губами. Я же обратила внимание, что выглядит она какой-то осунувшейся, как будто постаревшей. Да и от былой бравады не осталось и следа. И колкая фраза была произнесена скорее по инерции, нежели сознательно. — Твой отец никогда всецело не принадлежал мне, даже в минуты близости, — продолжила она. — И я знала, что так будет всегда. Когда родился Лука, то я поняла, что это та часть Андрея, которая всегда будет моей, что никто не в праве даже претендовать на него. А узнай Андрей про ребенка, то захотел бы его отнять у меня, потому что никогда не собирался провести со мной всю жизнь. Ты правильно подумала, что дороже детей нет ничего и никого для твоего отца, — губы Елены снова скривила улыбка, больше похожая на скорбный оскал. — И Луку он любил бы не меньше тебя! — сделала она ударение на последнее слово. — Но я его лишила такой возможности. И это была часть мести!
— Это очень жестоко, — во все глаза я смотрела на Елену, думая даже не о своем отце, а о брате. — Ты же лишила Луку его любви.
— У моего сына не было недостатка в любви, — жестко оборвала меня Елена. — У него есть все, о чем только может мечтать человек.
— Кроме родителей.
Потрясение было настолько сильно, мне до такой степени было жалко Луку, на жизнь которого наложило отпечаток вероломство матери, что я едва сдерживала слезы бессилия. Сейчас уже поздно было что-то менять. И эта красивая женщина, что стояла сейчас перед нами в образе бестелесного духа, даже в памяти Луки сохранилась как что-то эфемерное, ненастоящее. Но он мог бы общаться с отцом, который воспитывал бы его, учил жизни. Возможно тогда сейчас бы и не попал в такую передрягу…
— У него были отличные учителя! — зло посмотрела на меня Елена, и я поняла, что мои мысли открыты для нее. — Не так ли, братец?
Калина не спешил с ответом. Его руки горели на моем теле, и я чувствовала как он напряжен.
— Честно говоря, нет, — наконец, заговорил он.
— Что ты хочешь сказать?! — прикрикнула Елена.
— Мне никогда по-настоящему не было дела до твоего сына. — Калина говорил сурово, даже не пытаясь подсластить смысл слов. — Его растил Гордей, а я всегда был по стольку поскольку. Отсюда и результат.
Наши мысли с Калиной были схожи, получается. А вот Елена разволновалась не на шутку. Лицо ее менялось на глазах, превращаясь в скорбную маску. Кажется, она бы заплакала, если смогла. Но разве духи плачут?
— Он в беде, — даже не сказала, а простонала она, хватаясь за живот, как от резкой боли. — Моему сыну грозит опасность, и только она может ему помочь! — ткнула в меня Елена пальцем так резко, что я даже дернулась от неожиданности.
— Я? Но как?
Уж не тронулась ли она умом окончательно? Помочь Луке может кто-то и в силах, но я уж точно не из их числа.
— Ты должна отправиться к Марго и просить за Луку! Ведь ты любишь его, не так ли?
Люблю, конечно, но совсем не так, как ты думаешь своим извращенным умом. Скажи спасибо, что он с самого начала не испытывал ко мне того, что я к нему. И слава богу, у меня эти чувства тоже испарились. Да и не время сейчас было спорить или поднимать эту тему, но мыслям своим я не могла запретить принимать такой оборот.
— Кто такая Марго?
— Неужели мой любимый братец, что стелется у твоих ног, не рассказал тебе историю твоего отца?
