Я хотела увернуться, но тело не реагировало на команды. Проклятые кандалы обездвижили меня окончательно. Филипп прижался к моим губам, раздвигая их языком, проникая в рот. Руки его скользили по моему телу, забираясь в вырез халата, лаская грудь. Он приспустил халат с плеч, обнажая меня по пояс. Я с ужасом взирала на то, как он целует мою грудь, вбирая по очереди соски в рот, посасывая их. Возбуждение нарастало, мне уже дышалось с трудом. Больше всего на свете мне хотелось оттолкнуть его, но именно этого я и не могла сделать.
От мысли, что он специально привел меня сюда раньше, чтобы воспользоваться моей беспомощностью, кинуло в холодный пот. Когда Филипп в очередной раз собрался поцеловать меня, я, что есть силы, плюнула ему в лицо, вложив в плевок всю свою ненависть и презрение. Он не спеша утерся и гаденько так осклабился, отчего лицо его превратилось в уродливо-пошлое.
— Ты сейчас в моей власти, — заговорил он, не переставая терзать мою грудь. Пот по мне уже стекал струйками от бесполезной борьбы с возбуждением. Филипп то зажимал пальцами мои соски, то поглаживал их ладонями, едва касаясь. В этот момент я ненавидела собственное тело, себя. Но больше всего я ненавидела его. — Представляешь, какая картина предстанет перед членами совета, когда они войдут в зал и увидят тебя обнаженной.
Я тут же представила себе эту картину. Вот она я — распятая, с халатом, болтающимся на поясе. Смотрите на меня, трогайте, делайте, что хотите. Слезы отчаяния выступили на глазах. Я молча глотала их, но упорно продолжала смотреть на Филиппа, следить за выражением его лица.
— Ты не самая красивая женщина, — продолжал он. — Но есть в тебе нечто особенное, на что многие могут позариться. А в совет входят прежде всего мужчины, лучшие из них.
По всей видимости, сейчас он говорил о себе любимом. Ну еще бы, кто еще может так похвалить, как не сам себя. Я даже закрыла глаза, но лишь на мгновение, так мне стало противно. А Филип, меж тем, пробрался ко мне под халат и переключился на самую чувствительную точку моего организма. Терпеть уже не хватало сил, и я громко застонала, чем только вызвала его очередную усмешку.
— Ну уж нет, не получишь ты от меня такого подарка, — он резко убрал руку. Даже не знаю, что сильнее испытала в тот момент — облегчение или разочарование. — Так вот, увидев тебя голой, наверняка кто-то да захочет испытать с тобой близость. А впереди тебя ждет наказание, и даже я не знаю, в чем оно будет заключаться. Кроме того, девственность твоя нам больше не нужна. Твоя строптивость перевесила чашу весов. Будь готова к тому, что осудят тебя по всей строгости. И радуйся, если я стану первым, кому ты достанешься. Но об этом ты меня должна попросить, прямо сейчас.
— Даже не подумаю, — зло процедила я сквозь зубы. — Ты мне противен.
— Ну-ну…
Руки Филиппа потянули за пояс халата, и я с ужасом увидела, как тонкая ткань спадает с меня, оставляя совершенно обнаженной.
— Удачи тебе, Фаина. Теперь можешь рассчитывать только на себя.
Он покинул зал, оставив меня совершенно одну. Находясь на гране потери сознания, я с ужасом ожидала, что вот сейчас откроется дверь, и я предстану во всем великолепии перед высокопоставленными самцами.
ГЛАВА 20
Сколько времени прошло, не знаю. От крайнего унижения, мне кажется, я потеряла способность соображать. Уже не понимала, где нахожусь, не осознавала, что стою тут обездвиженная, совершенно голая. Мое состояние больше напоминало транс, в который меня погрузили, а вывести забыли.
— Почему ты в таком виде?!
Голос ворвался в вязкое сознание и принялся рыть в нем траншеи, прежде чем я поняла, кому он принадлежит. Мышцы затекли от неподвижности, и я с трудом, превозмогая боль, смогла повернуть голову к двери. Но Савелий уже сам направлялся ко мне семимильными шагами. Первым делом он натянул на меня халат и завязал пояс так, что я вскрикнула от боли, окончательно скидывая с себя оцепенение.
— Кто это сделал?! — снова прорычал он, поднимая за подбородок мою поникшую голову и заставляя взглянуть в его горящие глаза. — Кто привел тебя сюда так рано, да еще и?.. — не договорил он и характерно мотнул головой.
— Филипп…
— Подонок! — выплюнул он и принялся мерить небольшой зал шагами. — Подонок… — снова донеслось до меня. — Совет начнется не раньше, чем через час, — Савелий вернулся ко мне и снял с моих рук и ног оковы, едва лишь коснувшись их.
Оказавшись на свободе, я поняла, что ноги не держат, и рухнула бы, не подхвати меня вовремя Савелий. Чертыхаясь, он сгреб меня в объятья и донес до скамьи, что тянулась вдоль стены в аккурат под той самой плазмой, на которой вскоре должно было отобразиться мое эмоциональное состояние.
— Зачем он это сделал, чертов ублюдок? — бормотал Савелий, усаживая меня на скамью.
Силы покинули окончательно, и сидеть прямо не получалось. Тогда Савелий опустился рядом и прижал меня к себе, растирая плечи и руки, пока по ним не заструилось приятное покалывающее тепло.
— Сейчас станет легче, потерпи… — приговаривал он, активно работая руками и натужно дыша. — Это просто реакция на стресс…
Зачем он это сделал? В отличие от тела, мозг мой ожил гораздо быстрее и сейчас работал с повышенной активностью. Я бы могла рассказать Савелию, почему его брат так поступил со мной. Чтобы потешить свое эго, унизить меня окончательно, чтобы заставить молить о пощаде, валяться в его ногах. Только одного он не учел — мне даже не стоит уже бояться смерти, потому что я и так не считаю себя живой, с того самого момента, как вновь оказалась в колонии. Даже если бы от этого зависела жизнь, не стала бы я уступать Филиппу. А в данной ситуации так и вовсе сработала обреченность, я больше ни на что не надеялась. И все это я могла бы рассказать Савелию, только смысл?.. Что изменится? Он такой же, как его брат. Возможно, менее изворотливый, более примитивный и грубый, но такой же подлый и беспринципный.
Я с трудом заставила себя посмотреть на него. Не знаю, что он увидел в моих глазах, только в его промелькнул страх. А чего могут опасаться субъекты, подобные ему? Неприкрытой ненависти, которую единственную я и испытывала в настоящий момент.
— Это будет честный суд, — быстро заговорил Савелий. — никто не собирается тебя унижать и оскорблять.
Он перестал уже растирать мои плечи, лишь крепко прижимал к себе. Настолько крепко, что в какой-то момент я почувствовала боль и пошевелилась, высвобождаясь. Отодвинувшись от него немного, я наконец-то смогла задышать спокойно.
— О какой честности ты говоришь? — тихо заговорила я, когда ко мне вернулась эта способность. — Это понятие исчезло из моей жизни, как только я оказалась здесь…
Слезы, которых я думала уже не осталось, защипали глаза и принялись скатываться по щекам крупными каплями, падая на халат. Как зачарованная, смотрела, как они впитываются в грубую ткань, оставляя на ней темные кляксы. Не думала, что все еще способна жалеть себя. Неужели я вынуждена ошибаться все время? До самого конца?..
