В очередной из жутких моментов я решаюсь бороться, тогда из моего горла вырывается протяжный стон. И становится легче. Этот стон, больше похожий на предсмертный крик, странным образом согревает. Наверное, поэтому он все длиться и длиться. Как только хватает дыхания.
— Ну, слава духам! — произносит знакомый голос. — Услышали мои просьбы. Доставай ее…
И вот я покидаю ставшую моей собственной морозилку. Сильные руки подхватывают меня, но мои собственные силы еще не могут вытерпеть новый приступ боли, и сознание опять ускользает…
Жарко, нестерпимо жарко. И воняет! Как же тут удушливо чем-то воняет! На веки уже ничего не давит, но вокруг столько пара! Он, как густой туман, ложится мне на глаза, ослепляя их. Тело жжет огнем. Миллиарды иголок пронизывают меня с головы до ног.
Все тот же знакомый голос велит кому-то:
— Доставай ее!
— Проклятье! Кипяток же!.. Ты сварила ее!
И этот голос мне тоже знаком, только память отказывается помогать. Кому же он принадлежит?
Меня вытягивают на поверхность, спасают и прижимают к чему-то прохладному. Только капризное сознание опять не дает насладиться приятными ощущениями. А может и оно не в силах выдержать подобного контраста.
— С возращением, милая! Открывай глаза и взгляни на этот мир, что был к тебе так неласков, по-новому…
Я еще даже не проснулась, лишь только веки мои затрепетали в попытке распахнуться. Агата? Я смотрю на доброе в своем уродстве, морщинистое лицо и чувствую, как счастье переполняет меня. Снова я в ее неказистом домике, в своем закутке, отгороженном от большой комнаты занавеской. Лежу на знакомом сундуке, утопая в мягкой перине и укрытая до подбородка пуховым одеялом. И у меня в кои-то веке ничего не болит. Это ли не счастье?!
— Ты победила ее, — улыбнулась Агата. — И духи были на нашей стороне.
— Так все это не приснилось мне?
Мой ли это голос? Почему я каркаю, вместо того чтобы говорить?
— Нет, милая, не приснилось. Ты прошла сложный путь борьбы и вышла победительницей.
— Но как?..
Я хотела спросить, как я здесь оказалась. Все это было похоже на чудо или продолжение моего сна. Только почему-то сейчас я была уверена, что не сплю.
— Ко мне тебя принес Савелий. Не спрашивай, зачем он это сделал, — жестом остановила Агата очередной, готовый сорваться с моих губ, вопрос. — Я и сама этого не знаю. А он все время молчит, как рыба. Когда явился с тобой на руках, думала мертвая ты уже, — тяжело вздохнула она, и уродливая карикатурная тень на занавеске угрожающе затрепетала. — Только когда он велел вылечить тебя, поняла, что теплится еще в твоем истерзанном теле жизнь, но едва-едва… Даже дыхание твое почти не улавливалось. Но теперь, хвала духам, ты быстро пойдешь на поправку, — улыбнулась она, и ее крючковатый нос практически закрыл тонкие потрескавшиеся губы.
Значит Савелий не вернул меня в колонию, а доставил к матери. Зачем? Неужели только затем, чтобы подлечить, заштопать, так сказать, и снова подвергнуть пыткам, довести начатое до конца? И правду ли говорит Агата, что теперь я выздоравливаю?
Я попыталась пошевелить рукой. Толком ничего не получилось, но почувствовала, как дрогнули пальцы.
— Не спеши, милая. Не время еще, — снова заговорила Агата. — Больше недели ты была без сознания. Организм твой истощен до крайности, все жизненные соки из тебя вытянули, и как быстро они будут к тебе возвращаться одним духам известно, — возвела она глаза к потолку.
Значит ли это, что теперь и я превратилась в подобие их женщин? Даже если поправлюсь, буду бродить, как все они, серой тенью, выполнившей свой долг перед их землей. Видно, мысли мои явственно отразились на лице, потому что в следующее мгновение Агата рассмеялась. Я смотрела на ее преждевременно состарившееся лицо и пыталась понять, что ее так развеселило.
— Нет, ты не стала похожей на всех нас. Изверги не тянули из тебя соки годами, опустошая до дна, а сделали это молниеносно. Наберешься сил и станешь как прежде. Самое главное, что мозг твой не успел пострадать.
Если я и хотела что-то ей ответить, помешали мысли. Получается, как с сухофруктами. Если их оставить на воздухе и дать испариться всей влаге, то постепенно они сморщатся, потемнеют и превратятся во что-то совершенно непривлекательное внешне. А есть еще процедура сублимации, когда при помощи специальных манипуляций их лишают влаги моментально. Тогда они сохраняют форму и даже цвет. Когда-то, в прошлой жизни, я пробовала такую клубнику. Тогда я училась в институте и проходила практику на консервном заводе. Цех сублимации был закрытым, туда пускали по специальным пропускам. Но наши мальчишки как-то грузили машину и сперли большую жестяную банку. Они и сами не знали, что в ней, потому что никаких этикеток или других опознавательных знаков на ней не было. Каково же было наше удивление, когда, открыв ее, мы увидели клубнику, красивую, ягодка к ягодке. И совершенно сухую… тогда мне показалось, что ничего вкуснее я в жизни не пробовала.
Значит, я теперь как та клубника — прежняя внешне, но пустая внутри. И знаю об этом только я одна. Другим я кажусь еще «вкуснее».
— Чего это я разболталась? — засуетилась Агата. — Тебя же покормить нужно, да настойкой напоить. Откуда же силы появятся у этой несчастной, если ты и дальше будешь сидеть и таращиться на нее.
Последнюю фразу, по всей видимости, она относила к себе. Агата резво встала и скрылась за занавеской. Уже через несколько минут она вернулась с миской, дымящейся содержимым, и кружкой. Вот это скорость!
Запах тушеного мяса защекотал ноздри, и я поняла, что никогда в жизни не испытывала подобного голода. Захотелось вырвать миску из рук Агаты, наплевав на приличия, и одним махом проглотить ее содержимое. Но сил по-прежнему не было даже чтобы приподнять голову.
— Давай-ка я усажу тебя в подушки, — продолжала суетиться Агата, подхватывая меня подмышки и приподнимая верхнюю часть тела. Откуда только силы взялись в этом немощном с виду теле. — Совсем невесомая стала. Как пушинка, — тут же ответила она на невысказанный вопрос. — До чего довели, ироды…
Перво-наперво Агата заставила меня выпить всю настойку. Она увещевала, что зелье это волшебное, что благодаря ему силы вернуться ко мне быстро, наблюдая, как я глотаю эту горечь. Дрянь-то какая! Спасал только пряный мясной запах. Затмевая вонь зелья.
Наконец к моему рту поднесли ложку, полную рагу. Честно скажу, чуть не откусила себе язык, пережевывая еду. Даже вкуса толком не почувствовала, так быстро все проглотила. Но съесть столько, сколько хотелось, мне не позволили.
— Достаточно, — с этими словами Агата забрала от меня наполовину полную рагу миску, которую я проводила тоскливым взглядом. — Может накатить дурнота с непривычки. Давай-ка, деточка. Возвращайся в постель и поспи… Спи… спи, красавица, и ни о чем не думай. Успеешь еще…
Уговаривать и дальше меня не пришлось. Веки опустились на глаза, словно весили по килограмму. Сон навалился тяжелый, без сновидений, но интуитивно я чувствовала, что несет он исцеление.
