Она первая вышла из угла и опустилась возле очага. Подлила кипятку в свою и мою кружки. Протянула мою мне и лишь потом заговорила:
— Ты права, — повторила она и взглянула на меня припухшими от слез глазами. — И даже не подлец он, а злодей. Но не он в этом виноват. Знала бы ты его отца… Вот это был настоящий зверь. А разве сын, на глазах у которого творятся всякие бесчинства, и свидетелем которых он постоянно становится, может вырасти другим? — она немного помолчала. — Постарайся его понять, милая. Не оправдать или простить, а понять…
Я молчала, пока она собиралась с мыслями. Теперь мне уже было стыдно за свое поведение — устроила тут истерику, даже не подумав, как, должно быть, волнуется мать за свое дитя.
— Савелий хоть честен с собой и со всеми остальными… — она не продолжила мысль, но мне и так было понятно, куда она клонит. Я и сама так думала, что Савелий ведет себя так, как диктует ему совесть и чувство долга. Другое дело, что все это было развито в нем по-уродски, но это уже была отдельная тема, да и не имело смысла ее обсуждать. А именно сейчас Агата имела в виду своего второго сына — Филиппа. Вот уж кто умеет мягко стлать, да жестко на его ложе спать. Как к нему отношусь, я уже и сама не знала. Ненависть поутихла, осталось равнодушие с небольшой примесью жалости, хоть и не за что его было жалеть. — Знаешь, — вывел меня из задумчивости приглушенный голос Агаты, — ведь отец его с детства заставлял смотреть, как проходят наказания. Я хоть и не жила с ними, но до меня доходили слухи о методах воспитания этого… Но тогда и мне было безразлично, — снова всхлипнула она. — Кто знает, быть может его душа и не зачерствела бы до такой степени, вмешивайся я хоть иногда в его жизнь.
Агата замолчала и с шумом прихлебнула из кружки. Я тоже переключилась на чай, но мысли в моей голове метались хаотично, лишая покоя. Ведь руку могу дать на отсечение, что в ночь нашей любви Савелий старался быть особенно нежным. Ну невозможно создать подобную атмосферу искусственно, не испытывая хотя бы намека на теплые чувства. Если бы он только лишь хотел удовлетворить свою страсть, то сделал бы это быстро, не тратя время на разговоры и прелюдию. А он любил меня так, что даже сейчас, далекая от романтического настроя, я замирала и чувствовала, как внутри поднимается теплая волна, стоило только подпустить воспоминания.
Так почему же он не идет ко мне, когда я так страстно хочу прижаться к нему, вновь ощутить на себе его ласки?.. За что он так наказывает меня, а заодно и себя?
— Я люблю его, — слова сорвались сами, я даже не успела сообразить. И прозвучало это так естественно, как будто только так и должно быть. Я сказала и поверила, что не было в моей жизни раньше любви, что Филиппом я была увлечена, не более, обманутая его привлекательной оболочкой. А Савелия я полюбила по-настоящему и на всю жизнь. Даже если он не испытывает ко мне взаимного чувства, избавиться от своей любви быстро у меня не получится. Скорее всего, мне предстоят новые страдания, теперь уже душевного плана.
— Не могу сказать, что рада этому, — голос Агаты прозвучал до ужаса печально под аккомпанемент завываний ветра. — Чует мое сердце беду, — надрывно вздохнула она, и мне стало страшно, так что волосы зашевелились на голове. Голос ее прозвучал грозным пророчеством. Мне захотелось крикнуть, чтобы она замолчала, не накликала беду, но губы не слушались. Теперь уже и я чувствовала угрозу, находясь во власти паники.
— Почему же он не идет?! — я сцепила пальцы рук так сильно, что заломило костяшки. — Он мне так нужен!
Если бы только Савелий был рядом, прижимал меня к себе, никакая бы беда тогда не была мне страшна. Рядом с ним и умереть не страшно.
— Не паникуй раньше времени, — встрепенулась Агата. — И не слушай меня, глупую старуху! — воскликнула она. — Мелю тут своим языком, каркаю… Все образуется, вот увидишь. Духи на нашей стороне, и беды не допустят.
Но духи отвернулись от нас или временно отвлеклись, потому что пророчество Агаты исполнилось на следующий день, который запомнился мне, как один из самых страшных в жизни.
После разговора с Агатой я еще острее ощущала тоску по Савелию, ждала его до позднего вечера. Ночь провела беспокойную. Мне снилось, что кто-то за мной гонится. И вроде бы есть у меня защитник и рядом он, только враг его все время опережает, настигает меня. Проснулась я, когда он меня уже почти схватил. Вот только лица я не разглядела, кругом все было в тумане. Но отчетливо поняла, что защитник не успел…
С утра Агата ушла по делам, велев мне запереть дверь и не подходить к ней, если кто наведается. Да я и сама знала, что в ее отсутствие впущу только Савелия.
Чтобы хоть чем-то занять себя, я принялась за уборку. Трудилась долго, до изнеможения, пока дом не заблестел чистотой. Убила полдня и устала так, что без сил повалилась на свой топчан, чтобы сразу же уснуть. Проснулась от страшного грохота. Колотили в дверь. Вернее, как поняла через секунду, ее выламывали сильными ударами. Страх парализовал меня. Я застыла на сундуке, озираясь по сторонам в поисках места, где могла бы укрыться. Но даже если бы я нашла такое место в малюсеньком доме Агаты, то спрятаться все равно бы не успела.
Филипп предстал передо мной запыхавшийся, взъерошенный и красивее обычного. Правда, взгляд его мне ох как не понравился — в глазах его горел дикий фанатичный огонь.
— Рад видеть тебя, Фаина, в добром здравии, — вкрадчиво произнес он, пытаясь выровнять дыхание и медленно приближаясь ко мне.
— А я…
— Молчи! — приказал он. — В глаза гляди!
Наши взгляды встретились, мой, как магнитом, припечатался к его. Голова закружилась и перед глазами все поплыло. Изображение размазалось, остались только две светящиеся черные точки.
— Одевайся и следуй за мной!
Все отчетливо помню. Как натягивала ватник, повязывала голову платком. Не забыла про рукавицы и валенки. Только действовала я как робот, полностью утратив волю.
Дальше мы долго шли по лесу. Я видела перед собой спину Филиппа и вспоминала тот самый первый день, когда появилась тут. Тогда было точно так же, только в лесу царила золотая осень.
Я пыталась думать, но ничего не получалось. Как и ослушаться не могла — следовала за ним, как на привязи. Пробовала рассмотреть дорогу, но какая-то сила заставляла меня смотреть в спину Филиппа, не разрешала вертеть головой.
Очнулась я на поляне. Ни за что бы не узнала ее в белом убранстве, если бы не сарай, что даже под снегом выглядел неизменно убогим. Именно в нем я очнулась, когда Филипп перенес меня в свой мир.
Стоило только гипнотическим чарам спасть, как я поняла, что ноги меня не держат. Повалилась бы в сугроб, не подхвати меня Филипп и не затащи в дом. А там уже царила почти праздничная атмосфера, как успела подметить, без сил упав на солому, накрытую толстым блестящим покрывалом. В углу комнаты был накрыт стол, пахло чем-то вкусным, и неизменно красивая Роза хлопотала возле стола, расставляя тарелки.
— Милый, ты же ее уморил в конец, — рассмеялась она своим грудным голосом, отчего ее полные груди под прозрачной туникой плавно заколыхались. — Какой от нее тебе будет толк? Но я все продумала — приготовила восстановительный эликсир. Напои ее, — промурлыкала она, протягивая Филиппу небольшой пузырек.
