— Твоя болезнь была телесная, а у нее умирает душа.
Ну здрасти-мордасти. Разговор пошел о высоких материях.
— Что значит, душа? — возразила я. — В вашем мире разве не лечат душевные болезни?
— Недуг недугу рознь. У Анны уже начался необратимый процесс. Ведь духи помогают только в том случае, если собственных резервов хватает. А у нее они иссякли.
Я отказывалась верить и не знала, что еще можно сказать, какие аргументы привести. Страшно становилось, что Агата, такая оптимистичная обычно, сейчас сдалась окончательно.
— Вернемся в дом? — предложила я, когда заметила, что Агата трясется рядом. Да и сама я замерзла изрядно.
Через несколько минут мы вернулись в тепло. Только я хотела нырнуть за занавеску, чтобы прижаться к горячему телу Савелия и подумать обо всем, как следует, как услышала голос Анны:
— Фаина, подойди, пожалуйста.
Я отчетливо поняла, что даже говорит она с трудом. Так вот почему Савелий был так расстроен! Он сразу все понял.
Я присела рядом с ней на кровать, и моя рука тут же оказалась в ее горячих ладошках. Агата суетилась возле очага, стараясь отвлечься от горя или не подать виду, что плакала. Лишь Савелий продолжал громко сопеть за занавеской.
— Матушка рассказала тебе, — это было скорее утверждение, чем вопрос. — Хочу поблагодарить тебя.
— За что? — я с трудом боролась со слезами. Слабость Анны странным образом передавалась мне. Я физически ощущала, как ей плохо.
— За то, что попросила Савелия привести меня сюда. Этого единственного мне не хватало для полного счастья, — прошептала она, и я заметила, как замерла Агата, ловя каждое ее слово.
— Счастья?!
О каком счастье она говорит? Неужели она так хочет умереть?
— Послушайте… Мама, — позвала она, — присядь рядом…
Агата тут же оказалась рядом с нами, и одна рука Анны переместилась в ее сторону.
— Я счастлива, правда. Сейчас абсолютно. Так случилось, что мне не позволили соединиться с нареченным при жизни. Но он ждет меня там, и я дни считаю…
Но ведь она говорит… про Виталю! Я сразу же вспомнила, какое счастливое у него было лицо, когда он во сне рассказывал мне об Анне. Боже мой! Возможно ли это? Познакомиться во сне (ведь при жизни они так и не встретились), полюбить друг друга и ждать возможности воссоединиться. И не важно, где это произойдет, главное, что они будут вместе. У меня глаза защипало от слез, на этот раз умиления. Я поняла, что Анна, действительно, счастлива и именно это пытается донести до нас.
Виталя! Голову прострелила мысль. Сама не заметила, как заговорила вслух:
— Вернуться в колонию, найти священный сосуд, с которого все началось. Две капли соединятся в одну, окунуться в росу и опустятся на самое дно. Купол рухнет, даря свободу. Ты будешь спасена…
— Фаина?.. — позвала Анна. — Что это? Что ты только что сказала?
— Это не я, — пробормотала я, все еще пребывая в состоянии транса.
Как я могла забыть сон?! Вот что хотел сказать мне Виталя? Напомнить…
— Это мне сказал брат, — порывисто развернулась я к Анне, крепко хватая ее за руки. В этот момент я совершенно забыла, как она слаба. — Я должна вернуться в колонию.
— Но это самоубийство, — запричитала Агата и снова заплакала. Бедняжка, нервы ее были на пределе.
— Мама, успокойся, — погладила ее Анна по склоненной голове и обняла за плечи. — Кажется, я знаю, о чем она говорит… Да и Савелий будет с нами.
— Ты тоже уйдешь?! — еще горше расплакалась Агата. — Только пришла и снова покидаешь меня?
Как же мне было ее жалко! Но и возразить я ничего не могла. Единственно, сомневалась, что Савелий так же положительно отреагирует на мое намерение вернуться в колонию. И что там сказала Анна, она знает это место?
— Объясню все на месте. А сейчас нам нужно всем немного поспать.
Голос ее прозвучал совсем устало. Да и сидела она уже с трудом. Я помогла Агате напоить ее витаминным отваром. Когда они укладывались, пожелала спокойной ночи и отправилась на свою половину.
— Вы обе рехнулись! — прорычал Савелий, когда на следующее утро, за завтраком мы с Анной поделились с ним своими планами.
— Вот и я им сказала почти то же, — поддакнула Агата.
— Никуда вы не пойдете!
— Но послушай… — попыталась подать голос я.
— И слышать ничего не хочу!
Если честно, не ожидала от него такой реакции. Предполагала, что придется уговаривать, но категорического отказа не ждала.
Анна сохраняла молчание. При дневном свете я различила, насколько она бледная и болезненная. Исхудала так, что не понятно было, в чем еще душа держится. Кожа почти прозрачная, губы потрескались… А глаза горят лихорадочным неестественным блеском, как при высокой температуре. Но на лице ее читалась решимость и непоколебимость. И это мне придало храбрости.
— Пойдем. И если ты так боишься за собственную шкуру, то можешь оставаться.
Я смотрела, как темнеют глаза Савелия и сжимаются скулы, отчего желваки становятся подвижными. Сейчас он напоминал того Савелия, которого я знала раньше и успела забыть в последние дни. Мне было страшно, но взгляд я не отводила. Откуда только взялась эта уверенность в собственной правоте, но захотелось биться на смерть.
— А ну… пойдем, — он схватил меня за руку и выдернул из-за стола.
Силой натянул на меня тулуп, обмотал голову платком. В последний момент успела сунуть ноги в валенки, перед тем как он меня выпихнул за дверь.
Несмотря на испуг и стремительность Савелия, я заметила, как величественно красив лес. Буря утихла и снег нетронутыми барханами покрыл землю. Деревья стояли в белом убранстве. Светило яркое солнце и ни дуновения… Просто сказочная красота!
Но в следующий момент меня прижали спиной к дереву, схватили за ворот тулупа так, что нечем стало дышать, и заставили заглянуть в глаза, затянутые прозрачной коркой льда.
— Повтори, что ты сказала, — приблизил Савелий свое лицо ко мне.
— А что?! И повторю…
Сама себе сейчас напоминала облезлого петуха, из которого собираются варить суп, а он все рвется в бой. От подобного сравнения губы невольно начали растягиваться в улыбку.
— Она еще и смеется! — еще более грозно прорычал Савелий.
В следующее мгновение его губы накрыли мои, и я, как обычно, утратила способность соображать.
Сколько длился поцелуй, не знаю, только мне даже жарко стало на морозном воздухе. Савелий разве что не кусал меня, но губы и язык его терзали, доставляя удовольствие на грани с болью. Это был поцелуй, наполненный животной страстью. И я мечтала, чтобы он длился вечно.
