Она бросила на меня быстрый взгляд и снова уткнулась в пол, проворно работая пальцами. Поскольку ответом мне служило молчание, я снова спросила:
— Объяснишь, что нужно делать?
— Смотри, — тихо произнесла она, — берешь вот эту трубочку, обматываешь ленточкой и вставляешь вот в эту трубочку, — все, что рассказывала, она показывала на деле. Так ловко у нее получалось, что я залюбовалась. Еще мне понравились ее руки, с тонкими длинными пальцами. — … А потом привинчиваешь крышечки с обоих концов. — Она протянула мне готовое изделие, назначение которого оставалось для меня загадкой.
Я вертела в руках длинную тонкую трубочку, не зная, что с ней делать
— Таких трубочек за день ты должна сделать двести, иначе… выпишут штраф. Три штрафа — и наказание…
— Какое? — так же тихо спросила я, потому что голос девушки к концу фразы превратился в шепот.
— Не знаю, — потрясла головой она. — Светлана меня зовут, — и снова принялась крутить палочки.
Я догадалась, что палочки нужно складывать в коробку, что стояли возле каждой женщины. Остальные не обращали на нас со Светланой внимания, безостановочно работая пальцами. Я оглянулась и поймала на себе суровый взгляд Иваны. Вот злыдня! Так и будет следить за мной?
— А что это? — все-таки рискнула опять спросить у Светланы, кивая на коробку с трубочками.
— Коктейльные палочки, — быстро ответила она. — Ими пользуется верхушка.
Вот как? Я должна накрутить двести палочек для коктейлей? Боже мой, куда я попала?
К тому времени, как Ивана стала выгонять всех на обед, я не чувствовала кончиков пальцев. Спина жутко болела от того, что руки приходилось постоянно держать на весу. Долго на корточках просидеть не смогла и вынуждена была опуститься на холодный каменный пол, от этого и неподвижности ужасно замерзла.
Обеденная комната была смежной с той, в которой мы работали. Готовили там же. Длинный стол уже накрыли, женщины суетливо рассаживались за ним на длинных лавках, а я пребывала в каком-то ступоре, плохо соображая.
— Пойдем, — Светлана взяла меня за руку и повела к столу. — Первый день всегда тяжело.
— А потом? — тупо спросила я.
— Потом тоже тяжело, но привыкаешь, — улыбнулась она, отчего лицо ее стало красивым. Огромные глаза засверкали, на щеках заиграли ямочки. Я залюбовалась ею, а она торопливо начала хлебать остывший суп, откусывая маленькие кусочки от ломтика хлеба. — Ешь, а то не успеешь, — не глядя на меня, проговорила она, не переставая работать ложкой.
Сколько же тут времени отводилось на обед? Доесть то, что с трудом можно было назвать супом, такой он был водянистый, я не успела. Ивана вновь погнала всех работать. Делала она это грубо. Дай ей плеть, так она начнет хлестать нас.
В этом подвале делали все: и стирали, и сушили, и гладили… Группа женщин занималась пошивом одежды. Тут же заготавливали мясо впрок. На это я не могла смотреть, как женщины разделывали туши животных и варили мясо в огромных котлах. Кости отдавали в столовую. Видимо из них нам и готовили еду.
Группа женщин занималась странной работой. Они таскали ведрами воду и переливали ее в большие емкости. А перед этим ждали, когда ведра наполняться сочащейся из щелей в стене водой. Что за странный способ добывать воду?
— А почему так? — спросила я у Светланы, наблюдая за женщинами.
— Что? — не поняла она.
— Что они делают?
— Как что? — она ошарашено уставилась на меня. — Пополняют запасы питьевой воды. А у вас не так?
— Где у нас? — теперь уже я смотрела на нее, не понимая.
— Ну, в твоей колонии? Ты же не местная…
Значит, эта колония не единственная? Сколько же их?
— А тебя за что сюда сослали? — тихо спросила Светлана, пока Ивана отвлеклась.
— Ни за что, — так же тихо ответила я.
— Как?! Не может быть! Просто так что ли? — она от удивления на время потеряла бдительность и заговорила громче.
— Разговорчики! — прикрикнула Ивана, слава Богу, не разобравшись, кто это сказал.
— Так не бывает, — наклонилась ко мне ближе Светлана. — Такие, как мы, сюда не попадают просто так.
— Какие такие? — я ничего не понимала.
— Ну, красивые! Посмотри вокруг… Они же все уродины!
— И что?..
— А разве у вас не такие порядки? В нашей колонии такими работами занимаются те, что не пригодны к нормальной.
— А какая считается нормальной?
— Ты не знаешь? — Светлана выглядела испуганной.
— Не знаю, что?
Больше она не сказала ни слова, даже смотреть на меня перестала. Что-то сильно ее испугало. Возможно, догадалась, что я не из какой ни колонии. Пару раз я пыталась с ней заговорить, но она упорно отмалчивалась.
К вечеру я так устала и замерзла, что окончательно перестала соображать. Как по партиям поднимались в лифте и разбредались по комнатам, не помню. Правда, автоматически зафиксировала, что комната Светланы находится рядом с моей. Сил хватило добраться до кровати, куда я и повалилась, моментально уснув.
ГЛАВА 5
— Фаина, Фаина… — чья-то рука коснулась моего плеча. Я откинула ее, как досадную помеху, вторгающуюся в мой сон. — Вставай, Фаина.
Сквозь остатки сна я понимала, что меня пытаются разбудить. Я силилась открыть глаза и не могла, их словно свинцом налили. На лоб легло что-то прохладное, и в голове постепенно начало светлеть. Я смогла разлепить веки и увидела Филиппа, склонившегося надо мной.
— Что, уже утро? — спросила я.
— Нет, вечер. Тебе нужно поесть, а потом… есть еще дела.
Я села на кровати, просыпаясь окончательно. На столе стоял поднос с едой. Увидев мой взгляд, Филипп пояснил:
— Я распорядился принести ужин сюда, когда понял, что ты не в состоянии идти в столовую. Поешь, помойся. Я вернусь за тобой.
— И куда мы пойдем?
Почему мне так страшно? Внутренности замирали от предчувствия чего-то плохого. Что еще они хотят заставить меня делать?
С трудом я переместилась к столу. Тело ломило со страшной силой. Я старалась не стонать, находясь под пристальным вниманием Филиппа. Взяв ложку, вскрикнула от неожиданности и выронила ее. Пальцы прожгла сильная боль.
— Где болит? — Филипп взял мою руку. От его прикосновения по телу пробежала приятная дрожь, сердце учащенно забилось в груди, а на глазах неожиданно выступили слезы. — Пальцы?
Я кивнула, стараясь, чтобы он не заметил моих слез. Откуда они только взялись? Точно не от боли. Боль в пальцах я могла и потерпеть. А вот что делалось с моим сердцем, не знала. Никогда раньше не реагировала так на мужчину. Достаточно было одного прикосновения Филиппа, чтобы в ногах появилась слабость, а в душе трепет.