– Например, шестнадцатого августа.
– Это может быть, – кивнула тетя Липа.
– А какого года?
– Так я же говорю – мне сестра троюродная луковицы дала, а она один только раз приезжала, в девяносто шестом году.
– Вы это точно помните, что в девяносто шестом?
– Точно, точно! Мы еще сфотографировались на память, а там дата стоит.
Я поблагодарила тетю Липу и вышла на площадь. Что я узнала?
Коля Михалев, о котором говорил Витя, ушел из дома и не вернулся в середине августа девяносто шестого года. А трагедия, о которой рассказывал юродивый, случилась именно в том году, шестнадцатого августа…
Я снова достала чек с автозаправки, чтобы проверить записанную на нем дату, подняла его к свету… Ну да, если перевернуть чек, на нем написано – 160896. И тут я заметила еще кое-что.
Сейчас яркий солнечный свет падал на чек под острым углом, и я разглядела выдавленные на нем буквы. Как будто они были написаны палочкой или ручкой без стержня.
Я достала свою ручку и обвела еле видные буквы. Теперь я смогла прочитать слово, но оно было очень странное.
Дбауракбанабатра.
Да вообще это не похоже на слово известного мне языка. Ну, может, какой-то экзотический – африканский или азиатский…
Но этот чек принадлежал не вождю африканского племени, а, если я не ошибаюсь, адвокату Станишевскому. Он вряд ли владел экзотическими языками. Может быть, английским или французским…
И тут я вспомнила разговор с Пульхерией Львовной. Как она сказала? «У нас было тайное место, где мы хранили наши драгоценности… а еще у нас был свой тайный язык…»
Так, может, это – слово их тайного языка? Станишевский вспомнил секретный язык своего детства и воспользовался им, чтобы записать какую-то важную информацию?
В детстве я сама с подружками придумала такой секретный язык. Тогда мы просто прибавляли после каждого слова слог «са». Например, слово «конфета» на нашем языке превращалось в конса-феса-таса. А фраза «Кто разбил окно» – в «Ктоса-разса-билса-окса-носа».
Я снова прочитала загадочное слово, написанное на чеке.
«Дбауракбанабатра»…
Попробовала разбить его на слоги, но все равно получалась какая-то путаница. Ни один слог не повторялся. Да, если это слово тайного языка, мне не обойтись без того, кто его придумал.
Нужно показать это слово Пульхерии Львовне! Хотя старуха уже давно в глубоком маразме и вряд ли помнит тот тайный язык, но все же время от времени у нее бывают просветления.
Короче, пока не поговоришь с ней – не узнаешь. В общем, нужно ехать домой…
На всякий случай я поехала обратно другой дорогой, чтобы не проезжать мимо заправки с тем козлом, что работает на Петровича. Не нужно попусту рисковать.
Скоро я уже была в городе.
Прежде чем подняться в свою коммуналку, я зашла в круглосуточный магазинчик на углу, купила там конфет – я помнила, что Пульхерия Львовна от них становится более разговорчивой. Снова не было «Мишек», так что пришлось взять коробку ассорти.
С коробкой конфет в руке я постучала в дверь комнаты старухи.
Она открыла почти сразу, как будто ждала меня, и при виде конфет всплеснула руками от радости:
– Анечка, ты прелесть! Знаешь, чем порадовать пожилого человека! «Мишки», мои любимые! Ну что, будем чай пить? У меня теперь есть чайник, такой хороший… кто же мне его подарил? Кажется, Котик Станишевский… он такой внимательный!
Я не стала ее переубеждать. И насчет «Мишек» тоже не поправила, пускай старушенция наслаждается.
На этот раз чай был хотя бы горячий, но, как и прежде, отдавал веником. Я сделала несколько глотков, поставила чашку и приступила к делу:
– Пульхерия Львовна, вы говорили мне, что у вас с Котиком Станишевским был свой тайный язык…
– Что?! – Старуха поднесла ладонь к уху, как будто не расслышала мой вопрос.
Прикидывается – до сих пор со слухом у нее все было в порядке!
– Тайный язык! – повторила я громко. – У вас был собственный тайный язык!
– Нет, в магазин я сегодня не ходила.
– Я не про магазин. Я про ваш секретный язык. Язык, который придумали со Станишевским. Вы его помните?
Она отвела глаза, забарабанила пальцами по столу и вполголоса забормотала:
– Бам-бам-бам, бам-бам-бам, мне купили барабан… барабан-бам-бам, барабан-бан-бан…
– Пульхерия Львовна! – проговорила я еще громче. – Не прикидывайтесь! Вы меня отлично поняли! Помогите, пожалуйста. Вот это слово – оно ведь написано на вашем секретном языке? – И я положила перед ней бумажку, на которой было написано загадочное слово с заправочного чека.
Пульхерия быстро взглянула на записку, тут же снова отвела глаза и забарабанила пальцами, бормоча себе под нос:
– Барабан, барабан, тара-тара-тарарам!
– Ну, Пульхерия Львовна, помогите же мне!
– Что ты на меня кричишь? – проговорила старуха обиженно. – Я думала, ты воспитанная девушка, а воспитанные девушки не кричат на стариков!
– Я не кричу. Я вас просто прошу помочь.
– Ничем тебе не могу помочь. Я ничего не помню. У меня очень плохая память.
Надо же, до чего упорная старуха!
А она снова забарабанила по столу и забормотала:
– Как я рад, как я рад, барабаню, барабаню полтора часа подряд!
Что это она все про барабан?
Я внимательно взглянула на загадочное слово.
Дбауракбанабатра…
– Пульхерия Львовна, а хотя бы листок бумаги и ручку вы мне дадите?
– Отчего не дать, конечно, дам! – Она видимо обрадовалась, что я перестала спрашивать ее про секретный язык, бодро вскочила из-за стола и принесла то, что я просила.
Значит, точно придуривается. Все слышит и даже соображает. Просто не хочет открывать мне секрет.
Я написала крупными буквами загадочное слово, разбив его на слоги.
Получилось Дба – ура – кбан – аба-тра…
А если так… Д-ба-у-ра-к-бан… а-ба-т-ра…
Если сложить каждый второй слог, выходит барабан, и снова – бара…
И тут я все поняла.
По правилам секретного языка Пульхерии и Станишевского нужно после каждой буквы прибавлять слог. Только не один и тот же, как пишут в детских книжках, а чередующиеся слоги, на которые разбито слово «барабан». Первый раз «ба», второй раз «ра», третий раз «бан», и потом все повторяется – снова «ба», «ра» и «бан».
Надо же, какая я умная, сама догадалась!
«Невелика премудрость!» – тут же откликнулся голос у меня в голове.
