И вот сейчас начальник политотдела воочию убеждался в характеристике, данной бывшим замом. Этому карьеристу Трофимов нужен был как успех в наведении порядка на вверенном участке путем исправления недостатков предшественника. И что для него этот майор? Наверняка он уже перешагнул через десяток таких. Перешагнет и через Трофимова. Формально он прав, и Трофимов более его подчиненный, чем начальника политотдела, назначенного на этот пост приказом Главного Политического Управления РККА. В этом суррогате, названном политотделом комендатуры Особого района, Трофимов не его человек. Однако также формально – этот полковник его подчиненный. А в столе лежит рапорт комиссара 101-й МСД 20-й армии Зирикова, рассказывающего, какой замечательный и храбрый майор Трофимов, заменивший в бою ротного и успешно командовавший ротой до вчерашнего дня. Рапорт подписан комдивом с припиской, что им отправлено представление Трофимова на орден Красной Звезды в штаб армии. А это значит, что Трофимов уже не чужой. И у начальника политотдела нет никакого желания помогать карьеристу. К тому же – чужому карьеристу.
Прервав объяснения Трофимова и обличения заместителя хлопком ладони по столу, комиссар встал и подошел к окну. Посмотрев в него, он повернулся и после паузы вынес заключение:
– В общем, так! Майор Трофимов, безусловно, совершил проступок. И, согласно уставу, должен быть наказан. Товарищ майор!
Трофимов привычно встал и ответил:
– Я!
– За нарушение дисциплины – самовольное оставление места службы – объявляю вам замечание! Впредь – о подобных своих действиях соблаговолите заранее сообщать своим непосредственным начальникам. В письменной форме.
– Есть замечание? Вопросы?
– Никак нет!
– Свободны!
– Есть! Разрешите идти?
– Идите!
Трофимов вышел. В кабинете воцарилась тишина. Пройдя к своему месту и устроившись в кресле, комиссар взглянул на полковника. Полковник молчал, но на лице откровенно читались досада и негодование.
– Вы что-то хотели сказать?
– Я категорически не согласен с оценкой проступка майора Трофимова.
– То, что он «сбежал» на фронт и довольно успешно воевал эти дни, не меняет вашей точки зрения?
– Это не отменяет его проступка. Мы в армии, а не в кооперативе.
– Вот за проступок он и соответственно наказан. Согласитесь – между проступком и преступлением есть существенная разница.
– И тем не менее он российский офицер. Я доложу своему руководству об этом инциденте.
– Может, потому что это не ваша война?
– Она и не Трофимова тоже.
– У Трофимова другое мнение на этот счет. И присягал он СССР. Я уточнял этот вопрос. Интересно, а какое наказание вы считаете справедливым в этом случае?
– Увольнение со службы. Трофимов и так давно пенсионер по возрасту. Без пенсии, так как не заслужил.
– Я в курсе. Мне его историю и историю его товарищей рассказал товарищ Цанава. Комиссар госбезопасности третьего ранга, если вам неизвестно. Понимаю, для вас это звание мало что значит. А вот нынешняя его должность – представитель Ставки Верховного Главнокомандования СССР, говорит о том, что он вопросы с Российской Федерацией решает напрямую с такими людьми, для которых полковник – ничто! Поэтому мой дружеский совет вам, товарищ полковник, если вы хотите отслужить здесь установленный срок, давайте остановимся на этом разговоре. Кстати, вы знаете, к какому армейскому званию приравнивается звание корпусного комиссара?
– Нет. Не интересовался.
– А зря! Вы же здесь служите! Пока не ввели погоны, нужно как-то ориентироваться вам. Так вот звание корпусного комиссара приравнивается к армейскому званию генерал-лейтенант. Запишите себе где-нибудь – вы, будучи полковником, служили заместителем у генерал-лейтенанта. И еще запишите на будущее – начальник здесь я. И мне по должности назначено определять меру проступков и подвигов подчиненных. На этом, я считаю, разговор закончен. Если у вас ко мне ничего нет – можете идти.
На этом история не закончилась. На представлении Трофимова к ордену Красной Звезды на следующий день появилась приписка от руки: «По совокупности заслуг перед СССР и Советским Правительством за период с 1.10.1941 по настоящее время и проявленных при этом храбрости, самоотверженности и мужестве майор Трофимов А. Ф. достоин награждения орденом Красного Знамени». И подпись: «Представитель Ставки Верховного Главнокомандования СССР Комиссар госбезопасности третьего ранга Цанава Л. Ф». Но для судьбы майора это значения не имело – решение о его увольнении уже было принято.
В этот день 101-я МСД и 4-й ВДК вышли в район восточнее Вязьмы, перерезав автодороги Вязьма – Знаменка, Вязьма – Темкино и железную дорогу Вязьма – Калуга. Левый фланг группы вошел в соприкосновение в районе Алексеевское – Панино с правым флангом 144-й МСД и 11-го кавкорпуса. Группа, наступавшая от Дорогобужа, к вечеру вышла на левый берег Вязьмы западнее города. Левее по Минскому шоссе следовали части 166-й, 134-й мотострелковых дивизий и 1-го гвардейского кавкорпуса. 166-й МСД предстояло атаковать город с севера, а 134-й и кавалеристам предстояло замкнуть кольцо вокруг города на северо-востоке. Бой предстоял жаркий. Центр города был застроен двух-трехэтажными зданиями дореволюционной постройки, превращенными немцами в маленькие крепости. К тому же город разрезался рекой Вязьмой и притоком Бебря на три части, осложняя возможности маневрирования техникой. Гарнизон города получил личный приказ фюрера утопить большевиков в их собственной крови.
Части 5-й армии в этот день продвижения не имели. 1-я ударная и 30-я армии сражались во Ржеве.
14 января 1942 г.
Район северо-восточнее Вязьмы
«Угораздило же стать командиром танковой бригады резерва штаба армии! Все люди – как люди! Воюют! А ты все время ждешь! Чего? У моря погоды! Хорошо хоть не когда рак на горе свистнет». Комбриг Ремизов хотел сплюнуть в сердцах, но при таком ветре побоялся, что не доплюнет, а плевать на броню своей КШМки он не стал. Закрыл люк и в дурном настроении стал фальшиво насвистывать какую-то мелодию.
Близился рассвет. На утро был назначен штурм Вязьмы. Для всех штурм. Кроме резерва штаба армии. Поэтому у комбрига вот уже неделю дурное настроение. Подчиненные, зная это, старались не попадаться на глаза. Только экипажу КШМ деваться было некуда.
Снаружи раздался шум движения по броне, скрипнул люк, и в него спустились сначала ноги в бурках, а затем штаны зимнего танкового комбинезона и собственно сам начальник штаба.
– Ну, что там слышно, Матвей Крискентович?
– Федор Тимофеевич, связь ведь тут, у тебя под рукой. Если ты ничего не знаешь – откуда мне может что-то быть известно?
– Извини. Это от нервов.
– Понимаю.
– Уже почти два месяца прошло с момента первого боя. Два месяца! И за эти два месяца бригада четыре раза вступала в бой! Только четыре раза! Тут такие дела творятся – группу армий «Центр» окружают! Две танковых группы и полевую армию! И все без нас!
