– Тогда ясно, почему стройматериал по воде на плотах прибывал. Денису так было удобней сплавлять заготовленный рабочими материал! И понятно, почему он стремился соблюдать инкогнито и никому, кроме прораба, не показывал своего лица.
Еще бы! Ведь, если бы узнали, откуда поступают доски, бревна и прочие материалы для строительства, к Денису как минимум возникли бы вопросы. Тот бизнес, который у него имелся в городе, в кризис благополучно загнулся. Так отколь деревяшки? Денису отвечать на такие щекотливые вопросы не хотелось, вот он и скрывал от всех свою ли- чину.
– Денис ведь у нас гордец и власть очень любит. Но при этих своих качествах он еще изо всех сил стремится и в святые выбиться, а того не понимает, дурачок, что злыми делами к благой цели идти нельзя. Не будет из такого дела толку. Поп без задней мысли сказал, что благое дело дать приют сирым и убогим, деяние такое и на том, и на этом свете человеку зачтется. А Денис все по-своему понял, слова попа переиначил на свой лад, вот и сидим мы тут у него в пленниках, а он вроде как вот-вот святым заделается. Ну, по его собственному кривому разумению, конечно.
То, что у Дениса с головой беда, это Юля для себя уяснила. Одного она не могла понять, как из всей этой истории теперь им троим выкручиваться. И не только троим, нельзя было забывать и про бабу Таню, и про дядю Митю, и про других людей, попавших в когтистые лапы Дениса.
– Он говорит, что, когда приют восстановят, он всех нас отпустит. Только рабочие ему не верят.
Последнюю фразу баба Таня произнесла так тихо, что услышать ее могла только Юля.
– А почему? – тоже шепотом спросила она в ответ.
– Все поп наш снова виноват. То есть не он сам, а его язык. Слыхала я, как отец Георгий недавно проповедь перед своими прихожанами читал. Благодетеля, который здание приюта восстанавливает, в пример всем ставил. И еще между делом произнес, что в соседней деревне имеется храм, который нуждается в восстановлении. И что ты думаешь? Идея эта нашему дураку Денису ох как в голову запала! Сколько я тут нахожусь, он все разговор ведет, сколько еще на Руси есть заброшенных церквей, к восстановлению которых некому руки приложить. Чувствую так, что не сегодня, так завтра ляпнет наш Денис горькую правду. После окончания строительства в приюте переходим на восстановление церкви в Залужье. А там еще и еще найдутся объекты для благих дел.
– Такими темпами он и впрямь скоро в святые выбьется.
Баба Таня в ответ лишь скривилась.
– Он в святые, а мы на тот свет.
– А отец Георгий в курсе, что Денис творит?
Но баба Таня при всей своей нелюбви к священнослужителям пришла в ужас и негодование от такого предположения.
– Что ты! Что ты! – воскликнула она. – Поп наш не такой человек! Конечно, он со своими нравоучениями кого хочешь достанет, я сама тому первая свидетельница. Но одного у отца Георгия не отнять, человек он честный и глубоко порядочный. Знал бы он, какими методами Денис действует, мигом бы его от себя отлучил.
– Странно от вас такие слова в адрес священника слышать. Вы же с ним постоянно ссорились.
Но баба Таня неожиданно повесила голову и вздохнула:
– Ох, грехи наши тяжкие!
– Вы это о чем?
– О чем надо, тебе знать не надо. Это исключительно наше с попом дело. Если я в чем и виновата перед ним, то сполна уже за свои задумки наказана.
– Вы расскажите, вам легче станет.
– Думаешь?
– Однозначно!
Баба Таня поколебалась недолго, а потом махнула рукой:
– Э! Ну да ладно! Может, другого шанса у меня и впрямь не будет, чтобы перед попом нашим повиниться. Так-то я ничего ему не сделала, не успела просто. Но задумка у меня на его счет имелась. Допек он меня своими нравоучениями, что ни день, то от него нотация. И в храм не хожу, и поклоны не бью, и в бога не верю. И то не так у меня, и это не эдак. Вот я и решила отвлечь его маленько от своей персоны. Когда у человека пузо пучит, ему от дома далеко уходить нежелательно и к соседям в душу он не полезет, ему бы с толчком договориться. Всерьез травить я попа нашего не хотела, я же не изверг какой-нибудь, а так, для острастки. Набрала ягодок в лесу, «вороний глаз» называются, и решила их с черникой сварить, чтобы попа угостить. Сварила, попробовала чуток, нет, чувствуется привкус, не станет поп такое варенье кушать. Да и косточки у «вороньего глаза» сильно от черничных отличаются, мигом мой обман откроется, особенно когда у попа живот схватит. Сварила да в сторону отставила.
– Так это было варенье! А мы-то думали, чем таким Валера отравился.
– Валера? – насторожилась бабка. – Какой еще Валера?
– Да ваш сынок, Валера. И очень хорошо, что вы попа не насмерть травить задумали, потому что варенье ваше отведал не он, а ваш родной сыночек.
– Валерка! – ахнула баба Таня. – Батюшки! Жив он?
– Сами знаете, что жив. Но выворачивало его знатно.
– А наливку он не пил?
– С ягодками?
– С ягодками.
– На той самой водке, что вы в Силино у Галки продавщицы купили?
– На ней самой. Пил?
На бабу Таню жалко было смотреть, так она перепугалась. Видать, сила наливки была многократно выше той, что крылась в варенье.
– Нет, не тронута ваша наливка.
– Ох, грехи мои тяжкие! – снова вздохнула баба Таня. – Вот оно как бывает. Другому яму роешь, а сам в нее попадешь. Для попа подставу делала, а расплачиваться моему сыночку, моей кровиночке пришлось.
– Слава богу, что все закончилось легким испугом.
– Слава богу!
И рука бабки Тани сама собой сложилась щепотью и потянулась ко лбу, чтобы осенить себя крестным знамением. В последний момент старуха вспомнила, что она отъявленная атеистка, и руку пусть и с трудом, но все же опустила.
Юля между тем о чем-то раздумывала, а потом и вовсе пересела поближе к бабе Тане:
– Скажите, а вы же все грибы-ягоды в лесу знаете?
– Все!
– И цветочки, листочки да корешки всякие?
– И их знаю.
– Ядовитые и целебные?
– А как же!
– А скажите мне еще, Денис с его подручными вместе со всеми кушают?
– Для них отдельно не готовлю, – произнесла баба Таня. – Но в порции у них и мяса побольше, и куски пожирней.
– Значит, едят они из отдельной посуды?
– У каждого своя миска и ложка имеются.
– Хм… А тут на острове вы каких-нибудь таких травок или ягод не видели?
– Каких это таких?
Взгляд у бабы Тани сделался пронизывающе острым. Но Юля взгляда не отвела.
– Ну, таких, чтобы отведал их человек, да и заснул. Не навсегда, конечно, но надолго, чтобы ни рукой, ни ногой пошевелить не мог. Или головокружение у него бы вдруг сделалось такое, что и встать бы не мог. Или чтобы с животом неприятность бы сильная приключилась, чтобы он из кустов и вылезти бы не мог.
