Где-то он прочел однажды, что именно так высшая энергия передается от автора к бумаге – только через грифель карандаша, и никак иначе!..
Те, кто придумал шариковые ручки и еще эти самые железные ящики с клавишами, – просто счетоводы, арифмометры, лишенные воображения начисто!..
Его роман будет не таким, как все остальные, написанные этой самой ручкой или набранные на идиотских клавишах!
Его книга станет вечной, как Библия, и великой, как… как… фрески Ватикана. Он точно не знал, что там за фрески, но было очень красиво думать – фрески Ватикана!..
В бороде зачесалось, и он почесал бороду карандашом. Карандаш ее не брал, и тогда он запустил туда палец. Борода ужасно мешала, но бриться каждый день он не мог себе позволить.
Он не должен тратить драгоценное время, отпущенное ему высшими силами, на такое глупое занятие! Кроме того, борода придавала ему солидности и сразу наводила на мысль о геологах и бардах шестидесятых, талантливых, рисковых, сильных ребятах!
Он и сам такой – талантливый, рисковый и сильный, и именно поэтому ему пришлось сменить имя.
Ну, и еще отчасти потому, что во дворе, где он жил мальчишкой, его дразнили… короче, его дразнили Жопой! Вот как! А звали его Женей, ничего особенного!
Но он еще покажет им жопу!.. Он еще всем им покажет!..
Он не мог простить своему двору этой «жопы», не мог простить институту, в котором учился, что его так и не приняли в СТМ, студенческий театр миниатюр, и красивый, высокий, словно устремленный в небо старшекурсник, бывший там за главного, обидно сказал ему: «Слишком пафосно!», когда Женя прочел Маяковского. Не мог простить родителям, что они самые обыкновенные – папа с «Электросилы», мама учительница в школе на улице Савушкина. Не мог простить Петербургу то, что он – Петербург, и Андрей Белый понимал его гораздо лучше, чем мальчик Женя по прозвищу Жопа, да еще с прозаической фамилией Чесноков – отчего не Белый?! Впрочем, кажется, Белый тоже псевдоним.
Женя Чесноков «взял псевдоним», когда переехал в Москву и стал писать.
Свою первую рукопись отлично отточенным карандашом на серой слепой бумаге он подписал Жорж Данс, в пику развращенной сумасшедшей Жорж Санд, которую он ненавидел.
Подумав, он все же решил перепечатать роман на машинке – нет, не на компьютере, конечно, а именно на машинке, и даже машинистку нашел, именно такую, каких показывали в фильмах «про писателей», седенькую, с артритными узловатыми руками, с бедным кукишем волос на макушке. В два приема она снимала клеенчатый чехол с древнего агрегата под названием «Москва», и Женя благоговейно следил за тем, как бисерный ленинский почерк превращается в «печатное слово» – а это же совершенно, ну совершенно другое дело!..
Бумага была выбрана специально такая, которая точно не подходила бы для принтера, подчеркнуто дешевая, слова на ней получались слепые, чуть мутноватые, загадочные.
Жорж Данс привез рукопись в издательство на Соколе и очень удивился, что за дверью, на которую ему указали, его никто не ждет. Он заглянул, увидел, что там пусто, и сразу не ушел, некоторое время осматривался.
Ничего особенного не было в этой комнате, где должна начаться новая эпоха в русской литературе, ему нравилось так думать. Эпоха начнется именно с его романа.
В эпохальной комнате стояли стол, креслице, компьютер и было много дамских безделушек – очки, кофейная чашка, смешной человечек на шарнирах, крохотная хрустальная пишущая машинка, отражавшая солнечные лучи так, что больно становилось глазам.
Некоторое время Жорж Данс дивился тому, что главный редактор такого огромного издательства, должно быть, человек солидный и умудренный опытом, держит у себя на столе всякую дребедень, но тут дверь широко распахнулась, сильно стукнув его по спине, и в комнату влетела худенькая голубоглазая девушка.
– Вы ко мне? – быстро спросила она. – Извините, вы не могли бы подождать в приемной? Там есть кресла!
Следом за девушкой вбежала маленькая, коротко стриженная блондинка с кипой растрепанных листов под мышкой. Она вбежала, привычно процокала каблуками к стоящему у окна креслу, впорхнула в него и плюхнула перед собой всю свою кипу. Девушка в это время ринулась к шкафу и стала там копаться.
Им обеим было очень весело.
– Оль, у меня все готово! – объявила блондинка и потрясла кипу. – Как я и обещала!..
– Ты молодец, – с удовольствием ответила девушка из шкафа. – Все бы авторы так работали, как ты, Дунечка!..
И тут он узнал ее.
Блондинку звали Евдокия Аркадьева, она писала детективы, которые продавались в каждом книжном магазине, в каждой палатке и у каждой бабульки, торговавшей возле метро носками или пучками петрушки, рядом с носками и пучками была непременно выложена пестрая книжечка! На почве этой самой Аркадьевой мир сошел с ума, так представлялось Жоржу Дансу, который раньше был Женей Чесноковым! Она писала свои книжонки, ее ругали, поносили, разбирали в умных телепередачах и в не менее умных газетных статьях, и в результате этих разборов выходило, что читать ее не нужно, вредно, да и нечего там читать! Но – странное дело! – население страны с упорством маньяков продолжало сметать ее детективы с прилавков, хохотать над ними в метро, спасаться от скуки на шикарных заграничных пляжах, коротать с ней вечер или слишком длинный день.
Она была знаменита, как Алла Пугачева, и узнаваема, как профиль В. И. Ленина на стене Смольного института.
– Здрасти, – пробормотал Женя, который никогда не видел знаменитостей так близко от себя, и обе дамы вдруг сообразили, что они не одни. Девушка вынырнула из шкафа, уставилась на него, и по лицу – он мог бы в этом поклясться! – прошел сдержанный смех.
– Здравствуйте, – поздоровалась вежливая Евдокия Аркадьева.
– Вы не могли бы подождать? – повторила девушка, закрывая дверцу шкафа. – Я вас приглашу.
Женя ответил, что ему нужен главный редактор, а вовсе не она, и на ее дверь ему ошибочно указали как на кабинет главного.
– Главный не принимает авторов, – деликатно сообщила девушка. – Вы ведь автор, да?
– Да.
– Вы принесли рукопись?
– Принес.
– Оставляйте, – сказала решительная девушка. – Только напишите вот здесь, как вас зовут.
Но он вовсе не собирался ничего ей оставлять! Еще не хватает! Мы ученые, мы просто так ничего не оставим, знаем, как вы тут романы подворовываете!
– Я редактору должен оставить, – буркнул Жорж Данс. – Я лучше в коридоре подожду.
– Ну, я и есть редактор, – сказала девушка нетерпеливо. – Только не главный. Я старший редактор детективной редакции.
– Как?! – тягостно поразился бедный Жорж и посмотрел на Евдокию. Та сочувственно покивала, подтверждая, что – да, да, это и есть старший редактор детективной редакции.
Чего-чего, а такого подвоха Жорж не ожидал.
