Безмятежности в Юлиных глазах не осталось, в них заблестели слезы. Владе действительно стало ее жаль.
Впрочем, урок должен пойти девочке на пользу. Жизнь жестока, она не терпит безмятежности, и чем раньше человек это поймет, тем лучше. Влада это рано поняла, гораздо раньше Юли.
На улице было тепло и сухо, Таня пожалела, что не достала легкие мокасины вместо надоевших сапожек. Она старалась радоваться солнцу и шла медленно, но радоваться не получалось, хотелось плакать. Она не плакала с тех пор, как умер папа.
Странно, но вчера, когда Влада, не замечая Таню, тронула за рукав Степана, Таня почти не расстроилась. Ну появилась соседская подружка и появилась, Тане нет до этого никакого дела. А сегодня проснулась с такой обидой, как будто случилось что-то невероятно для нее унизительное.
Машина соседа стояла на том же месте, что и вчера. Он уехал с Владой и больше не появлялся.
Она заставляла себя не думать о Степане и о том, как вчера ей опять показалось, что они не просто соседи, и, наверное, поэтому не сразу услышала, что кто-то ее зовет, и только когда сосед Мирлан ухватил ее за рукав, обернулась.
– Ты что, Таня? – радостно улыбался Мирлан. – Не слышишь? Я тебе кричу, кричу…
– Ой! – заулыбалась в ответ Таня. – Не слышу. Привет.
– Здравствуй.
С Мирланом они познакомились забавно. Таня засиделась у мамы, отчим порывался ее отвезти, но Таня, зная, что маминому мужу утром рано вставать, настояла на своем и вызвала такси. Таксистом оказался мужчина-азиат, она не обращала на него никакого внимания и только у самого дома принялась объяснять, как заехать во двор.
– Я знаю, – без акцента сказал таксист. – Я здесь живу.
Теперь, когда Тане нужно было куда-то поехать, она всегда звонила Мирлану. И ей выгодно, и ему ни к чему отстегивать таксомоторной диспетчерской.
Мирлан работал с утра до ночи без выходных и очень переживал, что его дети растут практически без отца.
– Они не будут меня уважать, – сокрушался он.
– Они будут тебя уважать! – не соглашалась Таня. – Они понимают, что ты делаешь все, чтобы их вырастить.
– Я буду много работать, и мои дети получат хорошее образование, – как-то сказал ей Мирлан. – У нас будет много образованных людей, и наша маленькая Киргизия станет процветающей страной.
Он так свято в это верил, что у Тани язык не поворачивался его разочаровывать. В России и сейчас немало хорошо образованных людей, а до процветания почему-то далеко. Впрочем, не все россияне работают, как Мирлан. Есть и такие, как зять Ольги Петровны.
– Ты куда? – спросил сосед.
– В больницу.
– Садись, – предложил он, кивнув на машину. – Довезу. Мне все равно в ту сторону.
Таня села. Они с Мирланом сделались уже почти друзьями. Особенно после того, как Таня проконсультировала его маму.
Мама приехала ненадолго навестить сына, и Таня заметила отечность и нездоровый цвет лица нестарой еще женщины, когда они случайно столкнулись во дворе. Ничего серьезного с мамой Мирлана не было, обычная возрастная гипертония, Таня выписала лекарства и денег, конечно, не взяла. Мирлан теперь считал себя ее должником.
– Убийство во дворе было, – сказала Таня. – Слышал?
– Слышал, – кивнул он. – Совсем совести у людей нет. Среди белого дня стреляют.
Стреляли не днем, а вечером, но Таня не стала его поправлять.
– В меня в тот вечер, когда у нас мужика убили, чуть джип не въехал, – пожаловался Мирлан. – Прямо во дворе, я еле увернулся. Я приехал, когда ментов уже не было, стал машину ставить на обычное место, а джип мне чуть весь зад не снес. Джип не из наших, незнакомый. Коричневый.
Мирлан высадил ее у входа в больницу. Начался суетный рабочий день.
Юра заглянул в ординаторскую, когда Ольга Петровна попрощалась и ушла.
Таня подошла к окну, посмотрела на темный больничный двор. Снег совсем уже растаял. Скоро появится травка, первые невзрачные цветочки мать-и-мачехи. Таня всегда радовалась предстоящей весне. Сейчас почему-то никакой радости не было.
Юра подошел бесшумно, она чувствовала его присутствие у себя за спиной.
Молчать было тягостно. Таня вздохнула, повернулась к нему. Он смотрел на нее как-то по-новому, как будто впервые видел. Протянул руку, отвел ей ото лба упавшие на глаза волосы и, не сказав ни слова, вышел из ординаторской.
Между ними все было кончено. Кончено, это правильно – и, к счастью, без особых потерь. Они останутся друзьями, Таня этого хотела.
Она не знала, что от этого будет так тяжело.
По дороге домой Таня зашла в супермаркет, накупила две сумки продуктов. Машина Степана продолжала стоять на том же месте, что и утром.
Ей все равно, где его машина и где он сам. Ему хорошо с Владой, а Тане очень хорошо одной.
Таня сунула в микроволновку замороженное второе блюдо – мясо с гречкой – и села за компьютер. Что-то смущало ее в видео, смонтированном из записей камер видеонаблюдения, на котором преступник бежит убивать соседского племянника.
Звякнула микроволновка. Таня без аппетита съела горячий ужин и опять уставилась в дисплей. Что-то неправильное было в бегущем человеке, но она так и не смогла понять, что.
Утром Дробышев смотрел на Владу и чувствовал себя полным дураком. Не то чтобы он совсем не верил, что ей угрожает опасность, просто ее усилия затащить его к себе были настолько очевидными и настолько ему неприятны, что это перевешивало все остальное. Раньше Влада была хорошей актрисой и большой лгуньей.
Один случай Дробышев помнил хорошо.
Тогда он не мог дозвониться Владе весь вечер, нервничал, беспокоился и только на следующий день, услышав, наконец, ее голос, смог вздохнуть свободно.
– Я была у подруги, – объяснила Влада. Подругу Дробышев знал, девушка жила по соседству с Владой и они иногда сталкивались. – Телефон в сумке лежал, звонков не слышно.
Через несколько дней они с Владой встретили ту подругу в кафе.
– Ты постриглась! – ахнула подруга. – Ой, как тебе здорово!
Влада постриглась недели две назад и обиделась, когда Дробышев не заметил ее новой прически.
Он тогда заставил себя пропустить это мимо ушей. Он верил Владе и прощал ее детское и безобидное вранье.
Владу теперешнюю он совсем не знал, Влада давнишняя про машину вполне могла присочинить. Только он не понимал, зачем ей это нужно.
«Больше к ней не поеду», – пообещал себе Дробышев, шагая от метро к служебному входу.
Твердое решение немного примирило с окружающей действительностью, он перестал кипеть от злости и только вечером, стоя в битком набитом вагоне метро, помянул Владу нехорошими словами.
